Усё

Они стали придумывать для щенка имя. Сон. Стон. Ветер. Нордост. Стакан. Полкан. Кедр. Шиш. Пузырь. Хмырь. Веник. Веня. Пюпитр. Дирижабль. Мухомор. Черномор. Воротник. Полдник. Завтрак. Полдень. Друг. Жгут. Бубен. Вереск. Клок. Чмок. Филин. Бой. Ой.

– У всего есть имя. Или вот-вот будет. Чем больше у тебя имен и названий, тем менее ты одинок, – Крис улыбнулась. – А мне нравятся имена, которые кончаются на я.

– Назову щенка как-то так, – сказал Костя.

– Кактотак? Мне нравится.

– Ко мне, Кактотак! Дай лапу, Кактотак!

Тайс

– Але, Кристи, роза моя, ты дома? Открывай!

Крис кидает телефон в кресло и быстрой походкой идет открывать дверь. Тайс вваливается с тяжелым вздохом и туристическим рюкзаком, из которого извлекает придорожный «кирпич» и «Капитал» Маркса.

– Иду мимо кустов, смотрю, лежит! – шумно рассказывает она, сидя в кресле, широко расставив ноги в стороны. – Хорошая штука. Пригодится.

– А книга? – одновременно спрашиваем мы с Крис.

– Иду, смотрю, лежит! На вокзальной скамье. Э-э, думаю, дары сыплются с неба и это неспроста. «Кирпич» лежит по направлению к твоему дому, э-э, думаю, надо переть к Кристи. Вставай, бери чистые трусы, поедем ко мне. Я тебе погадаю.

– У меня гости. Это, кстати, Сергей.

– Я его узнала. Будем знакомы. Тайс. Твои гости – мои гости. Пусть берет чистые трусы, едем ко мне. Всем погадаю.

– Взаимно.

– «Капитал» тебе, Серега. Два человека, два подарка. Видите. Все прально, ничего не бывает случайно, – она поднимает вверх указательный палец с ровным овальным ногтем голубоватого цвета.

Она поднимается с кресла и наклоняется, чтобы взять лежащий посреди комнаты рюкзак. Из-под короткой юбки выглядывают черные подвязки чулок, обтягивающих коренастые, с широкой ступней, ноги. Одета Тайс черт знает как – из-под узкого свитерка с растянутой горловиной виднеется мятая голубая рубашка, из-под которой торчит длинная сиреневая майка, почти полностью скрывающая юбку. На груди, на шейных шнурках, висят пять или шесть маленьких кожаных мешочков. Дреды, собранные в пучок, отливают сиреневым. Пальцы украшены серебряными кольцами. Взгляд у нее кроткий и житейский, как у доброй тетушки. На пухлой щеке заметная ямочка. Накладные ресницы придают ее полному, симпатичному, сильно напудренному лицу сентиментальную театральность.

Дом Тайс, к которому мы подъехали на такси, находился на улице Правды. «Колодец», нередко встречающийся в городе и каждый раз поражающий мое воображение мистической, безысходной, несмотря на ломоть неба, замкнутостью, оставил меня под впечатлением и на этот раз. Прямоугольник тюремного неба рассекали два черных провода. Мы зашли в подъезд и не спеша стали подниматься на второй этаж.

– Посмотрите направо, – как заядлый экскурсовод рассказывала Тайс. – В прошлом году там окочурился бомж Что мы только ни делали, чтобы его выгнать! И полицию. Эти вообще бесполезны. И орали и угрожали. Он лежит себе, одеялком накрылся, делает вид, что спит. Через год помер. Жалко было, ужасно. Но как мы радовались! Ведь ходил, мразь, прямо на лестницу. Нам сюда.

Щелкнул замок и мы оказались в прихожей потертой однушки с маленькой, светлой и старой кухней. В комнате, пропахшей геранью, Тайс сгребла с дивана охапку шмоток, запихнула все в шкаф, поднажала, навалившись весом на дверцу, и гостеприимным, широким жестом пригласила нас чувствовать себя, как дома.

Фиалок и герани было полно: на подоконниках, настенных полках, столе. Дом выглядел уютным, но захламленным. Какие-то вещи лежали на всех поверхностях, много этнических штуковин, керамические слоны, деревянные статуэтки, мешочки, коробочки, косметика, тряпки. Напротив окна висела индийская вышивка, подобие небольшого ковра, на тумбе стояла клетка с двумя бойкими птичками, а над ней чернели две жуткие африканские маски. По всему полу были раскиданы коврики, связанные из старого трикотажа. На лакированном с резными ножками столике позировал длинный крючок, зацепившийся за неоконченную коврижку.

Рядом с индийской вышивкой блестит огромное пыльное зеркало. Я подхожу ближе и с любопытством рассматриваю фотографии втиснутые уголками в щель рамы. Тут есть снимки людей, городские пейзажи, достопримечательности. Лондонский Биг-Бен, пражские часы, амстердамская улочка. Из верхнего правого угла торчит тысяча рублей.

– Заначка? – спрашиваю.

– Это моя первая тысяча, которую я получила за минет, – бодро отвечает Тайс.

– Памятная вещь, – хихикает Крис, стыдливо прикрывая ладонью рот.

Мы идем на кухню и садимся за стол. Над столом штук пятнадцать декоративных тарелок. Похожий кухонный гарнитур я выкинул в свое время из квартиры. Холодильник покрыт магнитами, как пень ложными опятами.

– Посидите пять минут тихо, мне надо пообщаться с духами, – сообщает Тайс и оставляет нас одних.

Мы сидим на кухне и слушаем ритмичный, приятный для слуха бой барабана, доносящийся из комнаты. Крис сначала сидит неподвижно, а потом начинает изображать танец австралийского аборигена (по ее представлению). Я с трудом сдерживаю смех.