Утесов. С песней по жизни

«Много шума из тишины» представлял собой одноактный водевиль с большим количеством музыкальных номеров, сегодня такой спектакль называли бы мюзиклом. Действие происходит в кардиологическом санатории «Спасибо, сердце». Сюда прибыли четверо совершенно здоровых молодых людей. Это музыканты, которые мечтают организовать джаз. В городе им репетировать негде, они по знакомству достали путёвки в санаторий. Только вот незадача – главный врач санатория помешан на тишине. Он считает, что шум мешает сердечникам, их нельзя волновать, нужно поддерживать абсолютную тишину. Сотрудники вынуждены выполнять его распоряжения. Особенно усердствует его заместитель, «заведующий тишиной» Фёдор Фёдорович. Однако каждый из них в глубине души любит музыку. Сотрудники – это доярка Дуся (больным нужно молоко, поэтому в санатории держат коров), повар, поварёнок Петька и «заведующий тишиной». Нужно ли говорить, что все они становятся не просто союзниками музыкантов, а даже артистами оркестра – поют, танцуют, играют. Даже строгий главврач, который при случае не прочь шарахнуть кулаком по стулу, не остался в стороне – стал ударником. Мудрые люди, вроде уже хлебнувших лиха Михаила Вольпина и Николая Эрдмана, понимали, что бороться с государственной машиной, подминающей под себя всех и вся, нужно крайне осмотрительно, в пределах дозволенного. «Много шума из тишины» вполне соответствует этому постулату. Пьеса получилась, жизнерадостной, светлой, она и сегодня имеет полное право на существование. Почитайте, например, отрывок из первой картины.

«Приёмная санатория «Спасибо, сердце». Кресла. Столики. Три двери. Сцена пуста. Медленно с пронзительным скрипом открывается одна. Из дверей и в комнату входит Фёдор Фёдорович. В руках у него большая маслёнка, за спиной сачок для ловли бабочек, на боку бинокль.

ФЁДОР ФЁДОРОВИЧ (открывая и закрывая скрипящую дверь). Ну, что вы скажете? Это не дверь, а прямо какой-то 45-летний юбилей колоратурного сопрано. Вся ссохлась, перекосилась, а поёт. (Ещё быстрее двигая дверь и туда и сюда). Ну и голос. Ой-ей-ей-ей-ей. Конечно, если такую дверь по радио передавать – это ещё куда ни шло. И не такое слышали. А у нас в санатории должна быть абсолютная тишина. Сейчас, как я её смажу, она сразу замолчит. (Наклоняет маслёнку – смазывает петли, дверь издаёт последний продолжительный скрип и замолкает). Концерт окончен – всё в порядке. Тишина установлена. (Слышно жужжание). Это ещё что такое? Муха. Неужели та самая. (Смотрит в бинокль). Она. Я за этой мухой уже третий день гоняюсь. И на липкую бумагу, и на компот её брал. Не идёт. Вчера я её целые сутки между рамами продержал, думал, простудится. А ей хоть бы что, только голос немного сел. У этой мухи прямо железное здоровье. И что её с таким железным здоровьем в санаторий тянет, не понимаю. Жужжит проклятая. Придётся опять тишину устанавливать. Ну, держись, голубушка. (Гоняется с сачком за мухой). Села, на вазу села! Сейчас её сачком ррраз! и тишина установлена. Р-р-раз! (Опускает сачок на вазу, ваза падает и разбивается. На шум вбегает главврач). ГЛАВВРАЧ. Что это тут за шум? ФЁДОР ФЁДОРОВИЧ. А это я тишину устанавливал. А вы, Иван Степанович, издали тишины не расслышали, вам кажется, что шум. ГЛАВВРАЧ. Что значит устанавливали тишину? ФЁДОР ФЁДОРОВИЧ. За мухой гонялся. Вот послушайте, как жужжит. На весь санаторий. ГЛАВВРАЧ (заметив разбитую вазу). А вазу кто разбил? ФЁДОР ФЁДОРОВИЧ. Сама разбилась, Иван Степанович. Сначала покачнулась, а потом как грохнется. ГЛАВВРАЧ. Как это ваза может сама покачнуться и грохнуться? ФЁДОР ФЁДОРОВИЧ. А она, Иван Степанович, под мухой была. Вот под этой, что на потолке. ГЛАВВРАЧ. Как же её поймать? ФЁДОР ФЁДОРОВИЧ. Внимание! Полетела! Вираж делает! Снижается. Ой, над вами кружится, над вами кружится! Сейчас сядет. Опять вираж делает. Иван Степанович, разрешите я вам на лысину немного сахарного песку насыплю. (Сыплет). Так сказать, для обозначения места посадки. ГЛАВВРАЧ. Но поз… ФЁДОР ФЁДОРОВИЧ. Тс… Садится… садится. Села. Одну минуточку, Иван Степанович, не двигайтесь. Кожей, кожей не шевелите. (Берёт со стола книгу, подкрадывается и со всех сил ударяет главврача по лысине). ГЛАВВРАЧ. Боже мой! Чем это вы меня? ФЁДОР ФЁДОРОВИЧ. «Гидроцентралью» Мариэтты Шагинян. ГЛАВВРАЧ. Разве можно такой книгой по голове. От этого можно сотрясение мозга получить. ФЁДОР ФЁДОРОВИЧ. От этого ничего не будет. Женщина сочиняла. Разрешите, Иван Степанович, я у вас покойницу с лысины стряхну. И подумать только, какая непрочная штука жизнь. Ах, муха, муха, и по потолку ты ползала, и по карнизам ходила, а на гладком месте умерла. (Вытирает слёзы). ГЛАВВРАЧ. Я вижу, у вас нервы шалят. ФЁДОР ФЁДОРОВИЧ. Шалят? По-моему, с их стороны это уже не шалости, а хулиганство какое-то».