А вот Арсений Голенищев-Кутузов, на стихи которого Мусоргский создал два вокальных цикла и скоторым провел за пиршественным столом немало времени, почему-то забыл дорогу к приятелю.
Вечером 11 февраля 1881 года Мусоргский аккомпанировал на музыкальном вечере. Когда начались танцы, Мусоргский упал.
Но сознание вернулось быстро.
Модест Петрович оправился и смог без посторонней помощи сесть в пролетку извозчика.
Всю ночь он провел сидя — лежа задыхался.
Помраченное сознание, тревога, страх, двигательное возбуждение, зрительные галлюцинации, потливость — налицо были все признаки белой горячки.
В течение ближайших часов у Модеста Петровича один за другим случилось три приступа.
Помраченное сознание, тревожность, страх, двигательное возбуждение, зрительные галлюцинации, потливость — налицо все признаки белой горячки.
Положение осложнялось еще и тем, что врачи нашли у композитора воспаление спинного мозга.
Требовалось сложное и длительное лечение, неусыпный надзор.
При содействии начальника Николаевского госпиталя доктора Н. А. Вильчковского композитора поместили в военную клинику под видом денщика.
Больному выделили отдельную палату в наиболее тихой части громадного здания.
Лечащим врачом Мусоргского стал доктор Л. Бертенсон — один из лучших столичных врачей того времени.
Лечение пошло успешно. Появилась надежда, что организм композитора, крепкий от природы, начал освобождаться от алкогольной зависимости.
Он начал поправляться, и появилась надежда на то, что пагубное пристрастие останется в прошлом.
Он просил приносить ему газеты и с улыбкой читал в них заметки про собственное ухудшающееся состояние.
В эти дни композитора навестил художник Илья Репин. Четыре дня без мольберта, пристроившись у столика, он пишет портрет больного друга.
В кресле сидел изможденный, грузный человек с воспаленным, отекшим лицом, закутанный в серый халат с малиновыми бархатными отворотами.
Его взгляд обращен куда-то вдаль. Нечесаные, спутанные волосы, вздернутый нос, всклокоченная борода.
Сколько невыразимой, невысказанной тоски в тяжелом взгляде помутневших от болезни глаз, полных глубокого страдания.
То, что увидел великий художник на лице Мусоргского, вскоре стало очевидным и для других: надежд на выздоровление не осталось.
В один из первых дней марта 1881 года Модест Петрович дал госпитальному сторожу 25 рублей, и тот, соблазнившись крупной суммой, принес ему бутылку коньяка и яблоко на закуску.
Сразу наступило резкое ухудшение: Мусоргского поразил паралич конечностей, который постепенно распространялся на все тело.
Два последних дня жизни Мусоргского были лишь затянувшейся агонией. Он дышал с трудом, жалуясь на недостаток воздуха.
15 марта ему стало лучше. Облегчение было временное, вызванное подкрепляющими средствами, но он обрадовался, и надежда снова проснулась в его сердце.
Он весело рассказывал разные анекдоты, припоминая события своей жизни, потребовал, чтобы его посадили в кресло.
— Надо же быть вежливым, — шутил больной, — меня посещают дамы.
Ночь на 16 марта прошла спокойно. Но под утро он вдруг громко вскрикнул: «Все кончено! Ах, я несчастный!» и затих.
В половине шестого утра 16 марта 1881 года русского композитора Модеста Мусоргского не стало…
«Смерть Мусоргского явилась неожиданною для всех, — писал музыкальный критик Михаил Иванов. — Его организм был так крепок, что о серьезной опасности вряд ли можно было думать.
Врагом Мусоргского была несчастная склонность (к употреблению спиртных напитков), погубившая стольких даровитых русских людей.
Эта пагубная страсть крепко держала его: она и довела его до могилы вместе с артистическими занятиями, всегда обусловливающими более или менее неправильную жизнь и, сверх того, усиленно действующими и на нервную систему…
Как он сильно изменился! Лицо и руки его, белые, как воск, производили странное впечатление, — словно лежал совсем незнакомый человек.
Выражение лица, впрочем, спокойное; даже можно было бы думать, что он спит, если бы не эта мертвая бледность. Шевелилось невольно горькое чувство, невольно думалось о странной судьбе наших русских людей.
Быть таким талантом, каким был Мусоргский… иметь все данные стоять высоко и жить — и вместо того умереть в больнице, среди чужого люда, не имея дружеской или родной руки, которая бы закрыла глаза».
Добавить к этому печальному некрологу нечего…
В марте 1959 года от неумеренного потребления алкоголя и наркотиков умер один из крупнейших музыкантов эпохи свинга Лестер Янг.
Другая знаменитость того времени, знаменитая испольнительница блюзов и близкий друг Лестера Билли Холидей на его похоронах Билли Холидей держалась стойко и долго молчала.
Только после того, как гроб с телом музыканта засыпали землей, она, ни к кому не обращаясь, сухо сказала:
— Следующей буду я…
Судя по всему, Билли не лукавила.
Через два месяца она в последний раз вышла на сцену, но смогла пропеть только две песни.