«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

В действительности же толпы разъяренных индусов скопились у входа в район Народа Патийи еще утром, но не сумели пройти из‐за кордона, выставленного молодыми мусульманами. В девять часов утра сквозь давку проехали три машины, затормозившие у входа в поселение. Две из них были полицейскими; из них сотрудники правоохранительных органов выгрузили несколько больших ящиков, по сообщениям очевидцев – с оружием, которое они раздавали толпе. Третьей машиной был автомобиль индийского посла с официальными номерными знаками: из него вышла хрупкая подвижная дама в элегантном сари: это Майя Коднани, для своих – Майябен, «сестрица Майя», член законодательного собрания штата от района Народа. Будучи рьяной сторонницей индуистского национализма, она снискала репутацию противницы мусульман и боролась с их влиянием в общественной жизни. Толпа скандировала ее имя, а сама она – согласно показаниям против нее в суде, повлекшим тюремный срок, – потрясая кулаком, крикнула: «Убейте их!» В этот момент толпа ринулась вперед, а полиция открыла огонь по заградившей ей путь мусульманской молодежи, расчищая насильникам и убийцам дорогу[226].

Сколько времени Майя Коднани провела в тот день у входа в поселение или насколько активно участвовала в погроме, неясно. Некоторые свидетели утверждали, будто она собственноручно раздавала мечи и другое оружие. По рассказам, еще несколько лидеров индуистских националистических организаций оперативно направляли толпу к домам, которыми владели мусульмане. Чтобы вычислить эти дома среди прочих, индусские лидеры воспользовались налоговыми декларациями, которые им предоставили официальные власти, и, пока продолжалась бойня, поддерживали с ними тесную коммуникацию. Есть свидетельства, что сама Коднани за это время множество раз звонила по телефону – в том числе главному министру Моди и другим предводителям БДП, ВХП и «Баджранг дал», – но что она сообщала или просила во время этих переговоров, также неизвестно. В суде она настаивала, что невиновна, и заявляла, что «произошедшее во время беспорядков 2002‐го было глубоко неправильно» и что всецело сочувствует жертвам, «будь то мусульмане или индусы»[227]. Наряду с Коднани перед судом предстали координатор «Баджранг дал» Бабу Баджранги, представитель ВДП от муниципальной корпорации Ахмадабада Кишан Корани и лидеры БДП и ВХП Бипин Панчал и Ашок Синдхи. Всех их признали виновными по обвинениям в убийстве, покушении на убийство и заговоре. Вынося Коднани приговор, который, по сути, равнялся пожизненному, судья Йостна Ягник представил ее как «главную зачинщицу массовых беспорядков», которая «сподвигала и подстрекала людей на насилие»[228]

. Несмотря на суровый вердикт, ее быстро выпустили под залог – акт милосердия, преподанный ей под предлогом слабого здоровья. С тех пор поклонники нередко фотографировали ее на занятиях йогой, якобы необходимых ей для скорейшего выздоровления.

В отличие от своей соратницы Коднани, главный министр Нарендра Моди избежал как приговора, так и суда. «Пусть индусы дадут волю своему гневу», – так он, по слухам, говорил в самый разгар бойни в тесном кругу своих приверженцев; эту же фразу передавал Санджив Бхатт, служивший в то время замкомиссара внутренней безопасности в Разведывательном бюро штата Гуджарат[229]. В комментарии по телевидению, данном непосредственно в ходе события, Моди заявил, что ярость индусов – «естественная реакция» на инцидент в Годхре

[230]. Однако ни одному из двух независимых правительственных расследований не удалось связать его с бойней или привлечь к ответственности за какое-то конкретное правонарушение. Невзирая на осуждение правозащитников и запрет на въезд в Великобританию и США, в Гуджарате популярность Моди как политика не поколебалась. Постепенно с поддержки индийской солидарности он переключился на капиталистическое развитие в экономике, и во многом именно благодаря этому вместе с партией БДП одержал победу в национальных выборах 2014 года. Однако же его противоречивая слава никуда не делась. Превратившись в символ триумфа индуистского национализма, он так и остался напоминанием о тех опасностях, которые может повлечь за собой религиозная политика, способная иссечь страну по границам между той и другой общиной.

Симранджит Сингх и соблазн Халистана

Вспышки религиозного насилия терзали Индию едва ли не с самого ее появления в качестве независимого государства. Центральной проблемой, как мы увидели на примере Гуджарата и Айодхьи, во множестве случаев было соседство множества культур: следует ли какой-то одной из них господствовать или им сосуществовать на равных? В иных ситуациях на кону стояло единство Индии, а религиозная принадлежность сливалась с политическим сепаратизмом. Один из примеров такого религиозного сепаратизма – борьба за независимость Кашмира. Однако же главным прецедентом этого рода на протяжении долгих лет был жестокий религиозный активизм воинствующих сикхов, которые бились за создание государства Халистан.