«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

Одним из приверженцев «Аум Синрикё», севшим в поезд на линии Хибия, был молодой выпускник факультета физики Токийского университета. Точно такое же образование было и у человека на другом конце той же линии. Линия Тиёда досталась бывшему сердечно-сосудистому хирургу, который учился в США и окончил Университет Кэйо в Японии. На одном конце линии Маруноути сел бывший студент-физик из Университета Васэда; навстречу ему отправился инженер по электронике[284]. Помимо блестящего научно-технического образования, всех этих пылких и тонко чувствующих молодых людей объединяла преданность учителю, которого звали Сёко Асахара. По случаю они захватили причудливые орудия: у каждого были зонтик с заточенным концом и объемистый газетный сверток, где находились пластиковые пакеты с жидкими химикатами.

Когда поезда, следуя к станции «Касумигасэки», начали сближаться в центре Токио, они положили свертки на пол и проткнули пакеты концом свернутых зонтиков, а потом спешно покинули поезда на промежуточных станциях – те продолжили следовать обычным маршрутом. После себя они оставили протекающие емкости и неприятный запах, медленно заполнявший вагоны. В чистой форме зарин ничем не пахнет, однако смесь химиков «Аума» была довольно кустарной. Одни выжившие говорили, что запах напоминал горчицу, прочие сравнивали ее с паленой резиной[285].

Спустя всего пару минут пассажиры поезда начали кашлять, задыхаться и мучиться приступами тошноты. Когда вагон остановился, люди высыпали на платформу: некоторых тошнило, другие корчились на полу в спазмах. Однако двери закрылись, и поезда тронулись от «Касумигасэки» дальше. У пассажиров, оставшихся внутри, подкашивались ноги, они извивались в агонии, бились в конвульсиях, не могли дышать. У кого-то ртом шла пена, и даже те, кому удалось выкарабкаться и избежать смерти, еще несколько дней после этого болели и не могли видеть. У врачей и медработников, которые оказывали помощь пострадавшим, начались боли в горле и воспаление глаз. В итоге двенадцать человек погибло, а всего пострадавших было более пяти с половиной тысяч, многие получили травмы.

Общество было шокировано и никак не могло поверить в произошедшее: казалось немыслимым, что кто-либо может так расчетливо и подло напасть на невинных людей, притом целясь в самый обыденный и надежный элемент общественной жизни – подземный транспорт. Когда полицейское расследование выявило, что исполнители теракта – члены одного из многочисленных в Японии новых религиозных движений, на смену шоку пришла ярость. Спустя год после инцидента предводителя движения Сёко Асахару и его ближайшее окружение арестовали за организацию и проведение терактов. Долгие годы, пока шел судебный процесс, они находились в тюрьме. В 2004 году Асахару и нескольких других исполнителей признали виновными и приговорили к смерти.

Распыление нервно-паралитического газа в Токио стало одним из самых резонансных событий в японской истории конца XX века. Многие японцы усмотрели в нем «темную сторону» современного урбанистического общества, следствие отчаянных поисков социальной идентичности и духовной реализации. Для социологов – исследователей насилия этот случай был интересен тем, что обозначил новый вид терроризма, воплощающего катастрофическое видение мировой истории в невероятных масштабов событии и впервые задействующего оружие массового поражения. Мои же попытки осмыслить породившие религиозный терроризм культуры насилия он обогатил вопросом, задать который может любой, едва услышав о таком чудовищном злодеянии: как религия, не говоря уже о буддизме, может быть с чем-то таким связана?

Вскоре после теракта я прибыл в Токио в поисках ответов. Меня интересовал как культурный контекст произошедшего, так и специфическое мировоззрение последователей «Аум Синрикё». Невзирая на фантастическую шумиху и почти единодушное осуждение этой атаки в японском обществе, руководство «Аум» согласилось встретиться со мной в своем штабе – за считаные дни до того, как его закрыло правительство. Штаб располагался в скромном офисном здании на окраине большого транспортного узла в токийском квартале Аояма. На входе я вынужден был протолкнуться через целую армию телекамер, репортеров и полицейских заграждений.

Духовный лидер движения Сёко Асахара и его спикер Фумихиро Дзёю находились тогда под арестом. Членов его руководства, с которыми я встречался в токийском офисе, – генсека и главу службы по связям с общественностью – заботило главным образом выживание движения[286]. Попытки японских властей объявить «Аум Синрикё» вне закона, полностью их распустить или пересмотреть либеральный закон о религиозных организациях беспокоили не только их, но и множество неравнодушных японцев. Они опасались, что власти покончат с религиозной свободой и станут преследовать многочисленные в Японии НРД[287].