Как пишет Сусуму Симадзоно, ведущий исследователь современной религии из Токийского университета, активность японских НРД прошла две стадии: первая пришлась на 1970‐е – начало 1980‐х, вторая – на рубеж 1980‐х и 1990‐х. Новейшая волна, по словам Симадзоно, представлена движениями вроде «Института религии и человеческого счастья» или Worldmate («Миродруг»). Небольшим и скрытным изводом именно этой парадигмы был «Аум Синрикё»: это движение с мощной политической повесткой, националистическими идеями и милленаристскими пророчествами. По мнению ученого, эта черта отражает тревогу японцев относительно будущего, беспокойство за японскую идентичность в глобальном обществе и недоверие своим политическим лидерам в том плане, что во времена экономического и общественного раздрая те не смогут удержать моральные нормы и социальную общность[321]
.Именно этим, возможно, и объясняется невероятная популярность этих движений: это лишь отражение глубочайшего беспокойства японцев относительно своего общества. Всеобщего интереса к таким НРД – включая, видимо, и сам «Аум Синрикё» – не подорвало даже его бесславное падение. После процесса над Асахарой в самом конце 1990‐х движение значительно пополнило свои ряды – и не только в самой Японии, но также в России и других частях света, где у него были приверженцы[322]
. Его название сменилось на «Алеф», но основы учения и руководство остались прежними. После серии обсуждений, не стоит ли железной рукой ограничить свободу религиозных движений и совершенно объявить «Аум» вне закона, японские власти от таких жестких мер отказались. Японские НРД, и в частности «Аум», продолжают пользоваться широкой свободой действий и поблажками от властей, которые зачастую смотрят на их деятельность и публичную риторику сквозь пальцы.Поэтому, может быть, Такеши Накамура был прав, под занавес нашей беседы отметив, что «Аум Синрикё» еще далеко не конец. Уничтожение его центра, как он сказал, лишь усилит движение в целом, позволив отколовшимся группам и бывшим членам выстраивать собственные властные иерархии. Причина его устойчивости, по словам Накамуры, заключается в том, что, давая ориентиры для понимания незримых сил в окружающем нас мире, он удовлетворяет человеческую потребность в уверенности. Именно эти поиски когда-то и привели его в «Аум». Хотя в движении его теперь и считали «предателем», Накамура сказал, что скучает по многому из того, что «Аум Синрикё» давал своим адептам. Духовные поиски, когда-то приведшие его к Асахаре, продолжались[323]
.7. Театр террора
Есть ли у этих историй кровавого благочестия что-нибудь общее? Вопрос чрезвычайно насущный, и учитывая, что акты религиозного насилия происходят сегодня в мире все чаще, ценным будет любой ответ. Если он отрицательный, то эти случаи могут указывать на повсеместный упадок общественного контроля, благодаря чему и делаются возможными все эти необъяснимые вспышки агрессии. Если же ответ положительный, мы должны поискать этим паттернам убедительное объяснение – и тогда, возможно, прольем немного света на то, почему насилие и религия переживают столь драматичный взлет именно в нынешний момент истории и так часто идут в паре. Вопрос, таким образом, в том, какие общие мотивы есть в историях Андерса Брейвика, Майкла Брея, Тимоти Маквея, Иана Пейсли, Меира Эттингера, Йоэля Лернера, Абу Бакра аль-Багдади, Усамы бен Ладена, Махмуда Абухалимы, Абдель Азиза Рантиси, Майи Коднани, Симранджита Сингха Манна, Ашина Виратху, Такеши Накамуры и множества других религиозных активистов по всему земному шару.
Первую подсказку в этом нашем расследовании дает сама природа их насилия. Инциденты, в которых они были замешаны, в большинстве случаев предполагали не только разрушение, но и кровопролитие – намеренно зрелищное и жестокое, как если бы эти акты насилия задумывались с целью сделать кровопролитие максимально зверским и непременно вызывающим в людях ярость.
Катастрофическая атака в парижских кафе и ночном клубе; взрывы в Осло и бойня в норвежском молодежном лагере; поджог палестинских домов и сгоревшие заживо дети; нападения на американские посольства в Африке, федеральное здание в Оклахома-Сити, мечети в Мьянме и ночные клубы на Бали; сожжение абортариев и врачи, которым пускают в лицо заряд дроби; убийства политических лидеров в Израиле, на Шри-Ланке и в Индии; толпы, которые вышвыривают мусульманских домохозяев из их жилищ в Ахмадабаде, чтобы затем поджечь; автобусы индуистских паломников, убитых у подножия Гималаев радикальными молодыми сикхами; ужасная агония отравленных зарином людей в токийском метро; кровавое месиво, оставленное террористами-смертниками на мирных в любое иное время улицах Багдада и Кабула, Иерусалима и Тель-Авива. Все это – не просто насилие, а насилие утрированное, причем сознательно.