Восьмидесятилетний епископ Латимер обратился со следующими словами к епископу Ридли, когда они оба были возведены на костер:
– Будь бодр, мой брат, мы сегодня зажжем для Англии факел, который с Божьей помощью никогда не угаснет.
Фанатизм преследователей доходил до того, что помощник Гардинера, епископ Боннер, собственноручно бичевал еретиков и лишь тогда приказывал бросать их в тюрьму, когда от усталости не мог более держать в руках бич. Одному ткачу, который не пожелал произнести клятву отречения, он вырвал бороду и держал его связанную руку над огнем до тех пор, пока кожа вздулась и жилы полопались. В Гернсее сжигали одну беременную женщину. Когда пламя охватило ее, от мучительного потрясения лопнул живот и младенец выпал. Один сердобольный солдат из стражи бросился спасать ребенка, но один из членов магистрата, присутствовавший при казни, приказал бросить ребенка в огонь, так как «он также заражен ядом ереси».
Горе и ужас наполняли страну, но в Уайтхолле вероломная королева Мария наслаждалась во влюбленном водовороте и мучила супруга своей навязчивой нежностью, желая его любовью вознаградить себя за утерянную молодость. Он помогал ей преследовать еретиков с неумолимой строгостью, но все же остерегался удовлетворять все ненасытные желания ее мстительного сердца. Мария повелела объявить смертный приговор своей сводной сестре, принцессе Елизавете, и он был бы приведен в исполнение, несмотря на увещание ее совета министров, если бы не вмешательство Филиппа.
Мог ли этот человек, спасая Елизавету, предчувствовать, что приговорит к смерти своего собственного сына, дона Карлоса, и будет претендовать на руку этой спасенной?!
По его настоянию Елизавету освободили из заключения и предоставили ей для жительства замок Вудсток.
Глава 14. У церкви парижской богоматери и в лувре
Оставим плавающую в крови Англию и перенесемся к веселой жизни парижского двора. При ближайшем рассмотрении этот блеск окажется мишурным, а под веселой личиной мы увидим остов, источенный червями. Народ стонал и голодал, когда короли веселились и пировали, и там, где они наслаждались, плакала поруганная невинность и тихо склонялись опозоренные седые головы отцов.
История Франции изобилует рассказами о веселых похождениях королей и рыцарского двора, приведшего королевство на край пропасти.
Франциск I создал «блестящую Францию» и посеял зерно, давшее кровавую жатву 1793 года; он положил начало господству развратных женщин, тирании продажных царедворцев и произволу министров. При этом короле супружеская неверность и власть любовниц были введены в правило. Однако его преемники не обратили внимания на предостережение, выразившееся в смерти этого короля. Пленник Карла V – король Франциск I – погиб не от кинжала убийцы; другая, более утонченная месть привела его к гибели. Когда он похитил у мужа красавицу Ферроньер, последний не пожелал платы за нее деньгами и почестями; он разыскал одну публичную женщину, пораженную самой ужасной венерической болезнью, заразился сам, заразил жену и через нее короля-прелюбодея. Можно ли было измыслить месть, более утонченную и вместе с тем более справедливую, как отравить любовные объятия и тем противопоставить власти короля права супруга?!
По свидетельству историка Альбери, Франциск I уже в ранней юности был испорчен дурными примерами и даже, как говорят, подстрекательством родной матери, а к двадцати четырем годам его необузданность не знала никаких границ. Министры внутренних дел должны были одновременно служить и его похоти. Следствием его развратной жизни явились продолжительные мучительные болезни, жертвой которых сделалась и его юная супруга, королева Клавдия. При этом можно было только поражаться тем неслыханным бесстыдством, с каким он говорил о подобных вещах и позволял другим говорить.
Сладострастие, как всегда наблюдается, сопровождалось жестокостью.
Королю доставляло удовольствие присутствовать при жестоких казнях; так, однажды он шествовал во главе процессии осужденных по многолюдным улицам города Парижа. В каждом из шести главных пунктов были устроены алтари для принятия Святых Тайн, молитвенное кресло для короля и костер, на котором сжигался еретик, притом не обычным способом, а особым, утонченным. Король приказал соорудить на некотором расстоянии от костра машину, состоящую из одной горизонтальной и одной вертикальной балки, наподобие весов. К одному концу привязывали преступника и, по желанию, его то опускали в огонь, то поднимали вверх, и таким образом делали его муки более продолжительными.