– Пожалуй, – усмехнулся тот, презрительно пожав плечами, – охотно верю, что придворная служба для вас важнее собственной чести. – Джордж Сейтон покраснел от досады и, не обратив внимания на епископа Глазго, руководителя депутации, который давал ему знак следовать к алтарю, вышел из церкви боковым ходом; трое иностранцев последовали за ним.
– Ах, все трое? – спросил он полуизумленно-полунасмешливо. – Это похоже на разбой. Впрочем, я готов. Знаете вы какое-нибудь надежное место, где мы беспрепятственно могли бы испробовать действие хорошего шотландского клинка на трех английских спинах?
– Сударь, – вмешался старший из трех, желая предупредить резкое слово одного из своих спутников, – ваши слова пустое хвастовство, но вы нравитесь мне, у вас есть отвага. Если вы согласны, спустимся под мост; нам никто не помешает, все заняты торжеством. Вы оскорбили не одного только, а всех нас троих; поэтому вы обязаны дать удовлетворение каждому из нас в отдельности, если только первый сразу не убьет вас.
– Предложение говорит в пользу вашего ума, сударь, – ответил Сейтон, – только одно мне не нравится. Королева, по-видимому, интересуется вами. Если вы убьете меня, то у вас будет два свидетеля нашего честного поединка; если же я убью вас, то у меня не будет свидетелей.
– Любезный господин, – улыбнулся Уолтер Брай (это он предложил отправиться под мост), – место, избранное нами для поединка, исключает всякое опасение. Посмотрите, пожалуйста, вниз! Вы увидите, что вода упала и под мостом вязкое болото. Если мы порешим, что победитель сбросит побежденного в болото, то может пройти много времени, пока найдут покойника. А я полагаю, что вы так же мало, как и я, интересуетесь христианским обрядом погребения.
В обычае того времени было не отступать ни перед какими условиями поединка, а по возможности даже усилить тяготу условий. Поэтому Джордж Сейтон молча поклонился в знак согласия и поспешил к спуску, чтобы там дождаться своего первого противника.
– До свиданья, Сэррей! – шепнул Уолтер и пожал Роберту руку; его примеру последовал и Дадли.
Сейтон ожидал Сэррея под мостом с обнаженной шпагой, стоя на сухом месте, которое было так невелико, что едва могли поместиться два сражающихся человека. При этом малейший неосторожный шаг при борьбе был уже проигрышем, так как, оступившись в болото, можно было увязнуть выше колена.
Джордж Сейтон своим задором вызвал этот поединок; с одной стороны, ему хотелось драться с людьми той нации, которая преследовала Марию Стюарт и побила шотландское войско, с другой – ему хотелось приключения, которым, в случае удачи, он мог бы хвастать. Он бросил оскорбление, не подумав, что оно будет принято всеми троими. Это обстоятельство значительно уменьшило его шансы на победу, но долг чести не позволил бы ему отступить, даже если бы все трое одновременно пожелали драться с ним.
Роберт Сэррей прочел в лице шотландца нечто такое, что настроило его миролюбиво, и он готов был бы отказаться от дуэли, если бы противник сделал к тому первый шаг. Ему казалось, что он где-то раньше видел это лицо, надменное и вместе с тем веселое, шаловливое.
– Ваше имя, милостивый государь? – спросил он.
– А, вам нужны все формальности? Вы хотите знать, дворянин ли тот, кто отправит вас в лучший мир? Ваше имя я знать не желаю, так как ненавижу не вашу почтенную особу, к которой я глубоко равнодушен, а дерзких англичан вообще. Поэтому, я думаю, вам достаточно моего слова, что вы деретесь с человеком более благородной крови, чем кровь Тюдоров; само собою разумеется, я говорю о том времени, когда на английском престоле еще не было незаконнорожденных.
Сейтон намекал тем на детей Генриха VIII, признанных Папою законными. Этим он надеялся вывести англичанина из себя, но, к своему удивлению, услышал от противника:
– Вы не угадали причины моего вопроса! Я и сам охотнее видел бы на английском престоле прекрасную Марию Стюарт, нежели тех незаконнорожденных; я спросил лишь потому, что ваше лицо показалось мне знакомым и я желал бы, в случае вашей смерти, известить вашу семью, что храбрый молодец погиб преждевременно, потому что слишком легкомысленно высказал свои суждения.
Сэррей обнажил шпагу и стал против своего противника.
Джордж Сейтон прекрасно фехтовал; он учился в Париже у фехтовальщиков, которые считались лучшими на материке; поэтому он надеялся легко справиться с неуклюжим англичанином. Но он встретил в своем противнике достойного соперника, который спокойно и ловко отпарировал, только защищаясь, но сам не нападая.
Спокойствие противника приводило Сейтона в бешенство; он чувствовал, что будет побежден, если у противника хватит терпения выждать, когда он утомится.
– Играть так хладнокровно, когда дело идет о поруганной чести, способен только англичанин, – воскликнул он. – Порядочный человек наступал бы, а трус дрожит и боится открыть себя.