Сэррей, Дадли и Брай казались в достаточной мере одинокими среди этой пестрой толпы. Мир между Францией и Англией еще не был заключен, и все прекрасно понимали, что женитьба французского дофина на шотландской королеве является унижением для Англии. Присутствие на бале англичан, которых все принимали за военнопленных, многие объясняли себе тем, что их пригласили с целью посмеяться над ними, показать им торжество Франции над Англией.
Уолтер и Роберт Сэррей, по-видимому, чувствовали свое унижение, что касается Дадли, то он был весь погружен в созерцание красавиц высшего французского общества; на его лице ясно выражалось желание завести с ними знакомство, но для этого необходимо было раньше представиться королю.
Наконец приехал двор. Как только высокопоставленные лица перешагнули порог большого зала, от зоркого взгляда Екатерины Медичи не ускользнуло присутствие иностранцев. Она с удивлением спросила короля, знает ли он их.
– Клянусь Богом, нет! – воскликнул король. – Неужели наш кузен Гиз притащил сюда несчастных военнопленных, чтобы унизить их? Это неделикатно с его стороны.
– Я предлагаю прогнать их отсюда, – заметил маршал Монморанси, любимец герцогини Валентинуа и заклятый враг герцога Гиза. – В лучшем случае они – английские шпионы; их физиономии только испортят наш веселый праздник.
Между тем министр двора прошептал несколько слов Марии Стюарт, и та, опираясь на руку мужа, подошла к королю и попросила его разрешения представить ему трех гостей, которых она лично пригласила.
– Как? – удивленно спросил король. – У вас, прекрасная королева, имеются друзья среди англичан?
– Да, ваше величество, – ответила Мария Стюарт, – и я прошу милостиво принять их, так как только благодаря им мне удалось счастливо избегнуть преследований Генриха Восьмого.
– В таком случае они для меня – дорогие гости, – заметил король, – им я обязан самой прекрасной победой.
Он сделал знак герольду, и тот громогласно доложил имена иностранных гостей:
– Его сиятельство Роберт Говард, граф Сэррей, его сиятельство лорд Дадли, герцог Нортумберленд, сын графа Уорвика, и сэр Уолтер Брай.
Если до сих пор иностранцы возбуждали лишь любопытство, то теперь интерес к ним возрос в высшей степени. Фамилии Сэррей и Уорвик не только принадлежали к самым аристократическим во всей Англии, но и напоминали собой ужасные события из новейшей английской истории. Генри Сэррей, известный поэт, написал свои первые произведения во Франции, и ни одно из убийств Генриха VIII не возмутило в такой мере высшее французское общество, как казнь поэта; никто из английских лордов не вызывал к себе также такого участия и симпатии, как муж прекрасной и несчастной леди Грей. Французское общество видело теперь перед собой сына и брата осужденных; оба, следовательно, были смертельными врагами английской тирании. Они были принуждены бежать из своего отечества и очутились во дворце французского короля для того, чтобы приветствовать Марию Стюарт, и ими тотчас же живо заинтересовалось все придворное общество. Чужестранцы приблизились к балдахину короля с высоко поднятыми головами, оцененными очень дорого в Англии. Мария Стюарт сделала несколько шагов навстречу своим старым знакомым и, приказав подать себе букет цветов, разделила их между тремя иностранцами.
– Когда я прощалась с вами, господа, я могла дать вам на память только бантик, – проговорила она, – теперь же я встречаю вас в прекрасной Франции, моем новом отечестве, с цветами в руках и говорю вам «добро пожаловать». Ваше величество, – обратилась она затем к королю, указывая рукой на Сэррея, – вот тот строгий страж, о котором я рассказывала вам. Он оказывал всевозможные препятствия графу Монтгомери, но, как только освободился от данного слова, помог ему провезти меня в Дэмбертон. Верность, мужество и храбрость были отличительными чертами графа Сэррея даже в его юношеском возрасте.
– Наши рыцари, вероятно, позавидуют вам, что вы выслушали такую похвалу из столь прекрасных уст, – улыбаясь заметил король, – а как было бы интересно заглянуть в сердца красавиц, желающих обратить на себя ваши взоры.
Екатерина Медичи и Диана Валентинуа с нескрываемым благоволением смотрели на красивого юношу, о котором женщина говорила, что он храбр и верен. Сотни прекрасных глаз испытующе смотрели на Сэррея, как бы желая убедиться, может ли он так же мужественно и скромно посвятить себя обыкновенной женщине, как был предан королеве.
Это было для Сэррея сладкой наградой за грустное прошлое. Чувство благодарности наполнило его сердце, и, растроганно поцеловав руку Марии Стюарт, он стал искать взорами Марию Сейтон.
Она была единственной дамой из всех присутствующих, которая, по-видимому, не слышала милостивых слов молодой королевы. Что это было – продолжение ли старой игры или желание скрыть свое смущение? Молодая девушка оживленно болтала с графом Габриелем Монтгомери, и их беседа была настолько интересна, что Мария Сейтон не заметила, что к ней подходит Сэррей.
– Итак, сегодня ночью, третье окно от боскета Юноны! – прошептала она графу Монтгомери.