Стараясь такими речами раздразнить противника, Сейтон вдруг метнулся в сторону и так сильно стал наступать на Сэррея, что тот был выбит из позиции и острие его шпаги коснулось груди Роберта; но столкнуть противника в трясину ему не удалось. Увидев кровь, он громко возликовал; но, когда Сэррей, несмотря на полученную рану, все же не решался наступать, он хотел повторить свой фокус и перекинул шпагу в левую руку. Это был момент, очень опасный как для него самого, так и для противника. Но Сэррей не использовал этого благоприятного момента для нанесения удара и продолжал стоять в той же позиции. Однако он был настороже; дело шло о его жизни. В тот момент, когда Джордж хотел сделать новое нападение, он поразил его, и противник, обливаясь кровью, упал на землю и, ослабев от потери крови, закрыл глаза.
Роберт подскочил к нему, заложил рану своим платком и поспешил за своими друзьями.
Уолтер и Дадли уже стали беспокоиться за участь друга и, увидев его, громко возликовали.
– Прочь! Прочь отсюда! – воскликнул Дадли. – Как бы нам не навлечь подозрения! Люди уже смотрят сюда…
– Мы должны спасти его, он еще жив! – сказал Сэррей.
– Вы с ума сошли? – воскликнули оба в один голос.
– Вы хотите кончить свою жизнь на эшафоте? – спросил Дадли. – Дуэли запрещены; к тому же вы ранили гостя короля, члена шотландской депутации. Он сбросил бы вас в болото. Прочь отсюда! Сострадание было бы глупостью.
Сэррей, покачав головой, решительно сказал:
– Я должен спасти его, будь что будет!
После этого он направился к конвою, шпалерами окружившему церковь.
– Вы с ума сошли? – воскликнул Уолтер. – Если вы уж так настаиваете, то попытаемся собственными силами убрать его незаметно для других.
Он свистнул, и из толпы к ним подскочил паж, все время с любопытством следивший за происшествием. По смуглому цвету лица, блестящим черным волосам и горбу на спине можно было догадаться, что это Филли, хотя он был роскошно одет и в нем не осталось и следа от прежнего замарашки.
Многим казалось смешным, что английские кавалеры избрали себе в пажи такого уродливого, безобразного мальчика. Когда паж показался, не было недостатка в шутливых замечаниях. Но Уолтер Брай, по-видимому, не замечал этого, в противном случае ни он, ни его товарищи не позволили бы шутить над собою. Дадли давно уже примирился с приемом этого мальчика, так как при осаде Кале он убедился в его достоинствах. Филли был верный, преданный слуга. Под градом стрел он приносил им на вал пищу; когда, усталые после боя, они хотели отдохнуть, то всегда находили удобное ложе, приготовленное им с женской заботливостью. Он был ловок и надежен, скромен и сдержан.
И в последнем случае Филли придумал выход, как только ему сказали, в чем дело. Он побледнел, когда услышал, что дело шло о поединке, и заметил кровь на куртке Сэррея.
– Пусть он лежит там, пока не стемнеет, а я сбегаю за травами, которые остановят кровотечение, – сказал он. – Оставаться на свежем воздухе ему не будет вредно – погода мягкая, а для вас могло бы быть опасно спасать его. Предоставьте мне, и клянусь вам, что к ночи он будет уже в постели в нашей гостинице.
Уолтер кивнул Филли в знак согласия, и урод поспешил в аптеку за травами.
– Этот мальчишка – настоящее сокровище, – сказал Дадли, когда они все трое снова очутились в толпе, – я готов был бы расцеловать его, если бы он не был безобразен.
– Внутренние достоинства заставляют забыть о его безобразии, – заметил Сэррей, – он для каждого из нас готов пожертвовать жизнью, и мне часто бывает жаль, что мы не можем дать ему иное существование, кроме положения слуги; он ловок, умен и смышлен.
Когда они снова очутились у входа в церковь, к ним подошел богато одетый кавалер и пригласил их на праздник ко двору. Дадли и Сэррей согласились охотно, а Уолтер – лишь после некоторого колебания.
Когда церковный обряд окончился, все три товарища отправились в Лувр, где во всех залах были устроены буфеты для угощения гостей.
После банкета был обед, а затем бал. Перед началом танцев гости подходили с поздравлением к новобрачным, и состоялось представление всех новых гостей.
Как только стемнело и в залах зажгли огни, весь огромный королевский дворец и сад Лувра были иллюминованы разноцветными фонариками, бросавшими свои разноцветные огни на Сену и ее противоположный берег. В направлении Сен-Жерменского аббатства возвышался колоссальный транспарант с инициалами дофина и королевы Марии Стюарт, а над ними – шотландская корона.
Внутренний двор Лувра был превращен в роскошный сад с благоухающими беседками, фонтанами и певчими птицами, лестницы и проходы были устланы дорогими коврами и украшены гирляндами из цветов. В роскошных залах волною двигались князья, графы, маркизы, герцогини; духовенство в облачении и кавалеры в цветных, живописных одеждах. Там присутствовали высшее дворянство Франции, знатные иностранцы из Шотландии и Италии, римские легаты и королевские посланники, – словом, было все, что считалось наиболее выдающимся по знатности, красоте и блеску.