В борьбе за трон

Когда лэрд Бэкли появился при дворе, принцесса Мария возненавидела его как фаворита Уорвика. Это чувство все обострялось по мере того, как он все более входил в милость семьи, объявившей открытую войну ей, Марии. С того дня, как Гилфорд Уорвик на турнире не обратил на нее ни малейшего внимания, окружив ухаживаниями ее кузину, а его сын Дадли смелой проделкой выбрал Елизавету царицей праздника, принцесса Мария заподозрила, что старый Уорвик не напрасно соединился с Килдаром и гнул спину перед Генрихом. Подозрения не обманывали ее, когда она боялась, что после смерти короля Генриха лорд Уорвик всецело овладеет волей и доверием несовершеннолетнего наследника. Свадьба Гилфорда с Джейн Грей заставляла предполагать дальнейшие посягательства; Мария чуть не задохнулась от зависти, когда ее кузина раньше ее надела на голову миртовый венок, а кругом нее шептались: «Уорвики вплетут ей в волосы еще и другой венец – королевский!»

Граф Хертфорд был шафером леди Джейн Грей, но во время пиршества он, не обращая внимания на резкие насмешки и холодное презрение Марии, окружил ее самым нежным почтением и ухаживаниями. Для нее это было еще больнее, так как она видела в этом только насмешку фаворита ее врагов. И вдруг ее духовник заявил, что имеет виды склонить к ней Бэкли! Было бы большим торжеством сделать фаворита Уорвиков изменником своим покровителям, но принцесса Мария так привыкла ненавидеть этого шотландца, что боялась, как бы ее не выдала, помимо воли, глубоко вкоренившаяся антипатия. Она не верила в искреннюю преданность человека, который назвал Джейн Грей самой красивой женщиной на свете; она была убеждена, что Бэкли Хертфорд переходит на ее сторону только потому, что с Уорвиками у него не все благополучно, или потому, что ожидает найти здесь более богатую награду; поэтому она избегала всякого личного соприкосновения с ним. И вдруг сегодня ее духовник сказал, что она должна увидаться с Бэкли, посоветовал ей обольстить его чарами кокетства и намекнул, что это было бы нетрудно.

Что, если он полюбил ее, если он перешел на ее сторону ради нее как женщины! Какая женщина не дала бы себя обольстить такой мыслью! Принцесса Мария не собиралась отплачивать Бэкли любовью, но каким блаженством веяло для нее от мысли о том, что она, с которой после личного свидания порывало уже шесть женихов, способна была своим очарованием заставить преданного Уорвикам человека стать предателем своих благодетелей! Значит, она все-таки прекрасна и обольстительна.

Так тщеславие заставляло принцессу делать лестные выводы. Но, если бы она только могла знать, что Гардинер шепнул Бэкли: «Вы добьетесь всего, если будете говорить Марии любезности!» – быть может, тогда она скорее отказалась бы от всяких надежд на корону, чем приняла бы его.

Бэкли вошел в гостиную, приблизился к принцессе Марии и, преклонив пред ней колено, сказал:

– Ваше высочество! Я рискую жизнью, входя сюда, так как месть Уорвиков безжалостна. Из этого вы можете видеть, с каким полным доверием я являюсь к вам, так что я осмеливаюсь рассчитывать, что и вы тоже подарите меня вашим полным доверием.

Такое обращение было настолько непохоже на то, чего ожидала принцесса, эти слова были так далеки от признаний смущенного влюбленного, что принцесса, разочарованная и сразу потерявшая власть над своим настроением, ответила Бэкли с худо скрытой насмешкой:

– Граф Хертфорд! Если вы так сильно рискуете, то вам лучше было бы совсем не приходить сюда!

– Ваше высочество, кто хочет достигнуть многого, тот должен многим рисковать. Разрешите мне доложить вам, что дало мне основание просить вашего доверия?

Бэкли сделал этот вопрос с легким выражением нетерпения, так как принцесса Мария все еще не давала ему знака встать с колен, что по обычаю выражало согласие на испрашиваемую аудиенцию, а лишь пытливо смотрела на него.

– Граф Хертфорд, – ответила наконец она, – вы, кажется, теряете терпение, оставаясь в той самой позе, в которой вы, наверное, подолгу пребывали перед леди Грей или моей сводной сестрой Елизаветой? Если вы явились только для того, чтобы предложить какое-либо соглашение преследуемой и загнанной дочери Генриха Восьмого, то говорите с Гардинером. Но мне говорили, будто вы раскаялись и поняли, что существует только один человек, имеющий право наследовать английский трон, и что вы сожалеете, зачем служили его врагам…

– Ваше высочество…

– Не прерывайте меня! Граф Хертфорд, вы были бунтовщиком. Если бы я хотела отплатить вам тем же, то послала бы лорду Уорвику, чтобы сказать ему, что его предают. Но я надеюсь, что настанет наконец время, когда истинное право восторжествует, так что могу только счесть за доброе предзнаменование, если слуги предателя готовы приветствовать во мне свою законную госпожу! Но для того, чтобы взвесить, могу ли я доверять вам, я должна знать сначала, что заставляет вас покинуть лагерь мятежников, готовых принадлежащую мне корону дать незаконнорожденным детям моего отца, и искать моей милости?