В черном списке

С одной стороны от меня сидела хозяйка, поворачивая цыпленка в портативной электрической печке. Она была стройна и моложава. Загар ее свидетельствовал, что она никогда не работала на солнце, а лишь прогуливалась пешком или верхом на лошади. Пока она рассказывала о каком-то концерте, другой слуга, тоже в форме, принес маленькие круглые столы и по одному расставил их у каждого кресла.

— Вот эти керамические тарелки, — воскликнула хозяйка, — кажется, из Швеции!

Я перевернул свою, она оказалась польской.

— Дорогая моя, — подхватила коротко подстриженная красивая дама, имени которой я так и не разобрал, — вся наша мебель шведская. Вы даже не представляете себе, какие глубокие корни пустили шведы в Южной Африке!

— Мы торгуем с вами, — ответил я неопределенно.

Все говорили необычно громко, точно на театральных подмостках. Здесь, на вилле, среди гостеприимных малознакомых людей мы чувствовали себя безымянными статистами, принимавшими участие в фильме, рекламирующем красивую одежду, мебель и практичные современные предметы.

Кто-то позвал девочку, игравшую в саду.

— Сузи, ты кем будешь, когда вырастешь?

— Аптекарем, — ответила она резким голосом.

— Но почему?!

— Я буду сама делать лекарства для мамы и папы.

— Что за фантазия, Сузи! — сказала дама, говорившая о шведской мебели. — Что ты имеешь в виду?

Молчание. Девочка ушла играть. Я увидел перед собой домашнюю аптечку, заполненную таблетками: успокаивающие, обезболивающие и профилактические средства. Многие поднялись со своих мест, чтобы наполнить стаканы. Появилась напряженность. Будто девочка раскрыла какой-то секрет: снотворное и пистолет под подушкой. Безопасность.

Один из гостей не принимал участия в этой небольшой сцене. Он мертвым сном спал в шезлонге. Лицо красное, белесые волосы заботливо уложены редкой расческой.

— Один из крупнейших владельцев рудников, — прошептала коротко подстриженная женщина, — Фалькон Майнз, Нигель, Бракпан — какой-то из этих рудников. Я не могу запомнить их названий.

Почему он не просыпался? Он не мог спать дома? Сейчас перед его рудником танцевали рабочие, украшенные перьями и шкурами, танцевали для туристов, доставленных иоганнесбургской Общественной ассоциацией. Его лицо укрыла своими большими руками-ветвями смоковница.

С другой стороны от меня сидел сын хозяина Эндрью Робинсон-младший. Этот человек не нуждался в успокоительных средствах. Он окончил школу и сейчас ничем, кроме игры в регби да ежедневных проводов отца на биржу, не занимается. У него пустые веселые глаза и слегка вьющиеся волосы.

— Джон, мой товарищ, прилетел за мной на вертолете, — сказал он. — Мы полетим с двумя девушками к нему на ферму.

Перед уходом он поцеловал маму в лоб. Анна-Лена разговаривала с каким-то господином в противоположном конце огромного балкона. Я откинулся на спинку кресла и почувствовал на лице мягкое прикосновение дующего с плоскогорья ветра.

Грог на веранде, спекуляция акциями, теннисный корт — и еще один долгий ленивый день миновал — такова картинка английской Южной Африки. А за удобствами прячется беспомощность. Женщины, казалось, проводят свою жизнь в целофановых мешках, спасаясь от страхов окружающего мира и от своих собственных. Пироги с фруктами, журналы мод и разговоры о том, какая семья у подруги их сына.

Конечно, это обобщение сделано на впечатлениях короткого времени, но пассивности англичан удивляться не приходится.

Фамильные инициалы, украшающие каждую вещь, уже не имеют магической силы. Садовник, постоянно занятый тем, как сделать траву на газоне еще более густой, символизирует ничем не оправданное благополучие.

Англичане не симпатизируют жестокости националистов— буров, но, за редкими исключениями, не выражают симпатий и либералам, поскольку предоставить права африканцам — значит, позволить черной массе проглотить себя. Они согласны с бурами в вопросе о принципах, но не о средствах. Объединенная партия после смерти генерала Смэтса сидела меж двух стульев, была предметом молчаливого презрения и, подобно премьер-министру, напоминала слегка согнувшийся бесхребетный банан.

— Бывает ли здесь по-настоящему холодно? — спросил я миссис Робинсон, когда она подала мне кусочек поджаренного цыпленка.

— Как-то много лет назад выпал снег. Но мои розы часто страдают от града.

— Маису от него тоже достается.

— И табаку! Мой муж основной компаньон в одной табачной фирме. Мы чувствуем себя точно фермеры, когда начинается гроза с градом. Вы не представляете себе, что он может натворить! Мой муж говорит тогда: «Сейчас мы должны подумать о прекращении кредита». Конечно, он говорит это в шутку.

Перед нами темной прямой стеной стояла живая изгородь из лагусты. Дорожки были расчищены. Какая-то тень промелькнула вдали по земле: змея или полевая мышь.

— Я помню прошлогоднюю грозу с градом, — продолжала разговор хозяйка. — Целая груда кирпича свалилась сверху и упала как раз вот здесь, у ваших ног! Не знаешь, где смерть настигнет! Не так ли? Но нынче гроз пока не было.