– Пустяки! Не волнуйтесь! Вард быстро все уберет! Вы совершенно правы, это великолепная шаль!
Цеппелина тяжело плюхнулась в любимое кресло, вид у нее был крайне несчастный. Я тогда подумал, что Нина права: Цеппелина и правда старая. Забавно, она ведь была лет на двадцать младше меня теперешнего…
Я привел стол в порядок, вымел осколки, собрал, протер и сложил стопкой книги, рядом пристроил чудом уцелевшую настольную лампу. Стеклянный шар валялся у окна, там, где стояла Нина. Когда я подошел его подобрать, Нина отняла от лица занавеску, бросила на меня мрачный взгляд и поспешно скрылась в холле. В тот вечер пролилось не только шампанское – на лице Нины ясно были видны следы слез.
Нинино бегство заметил не я один, Эмили смотрела вслед подруге, удивленно приоткрыв рот. Я перехватил взгляд и незаметно провел указательным пальцем от глаза вниз по щеке. Она кивнула, встала и последовала за Ниной.
Я тем временем подобрал шар, потряс его и полюбовался на Эйфелеву башню в снежном вихре. Затем протянул шар Цеппелине:
– Пригодится для гадания. Скажете, что шар предсказал Париж, – не соврете.
– Я много раз была в Париже! – вставила Мэри Луиза. – Это во Франции!
Макс одернул жилет и щелкнул манжетами.
– Что ж, – объявил он, – самое время начать вечеринку! Вард, принеси-ка нам еще бутылочку игристого!
Я был рад предлогу улизнуть и проведать Нину с Эмили. Однако сначала пришлось идти на кухню за шампанским.
Сэм доставал тарелки для сервировки ужина. Я успел вкратце пересказать ему инцидент со скатертью, пока переодевал фартук.
– Надо было меня сначала спросить, – важно сказал Сэм. – Тут штука такая, ежели болтается всякое – ни в жисть не выйдет. Нужно, значит, скатерть попроще – тогда да.
Я достал из холодильника бутылку и сунул ее Сэму:
– Иди, скажи это Цеппелине, она порадуется! А заодно отдай шампанское Максу!
Затем прихватил стакан воды и отправился искать Эмили и Нину. Обнаружил их на полу в гардеробной под лестницей. Обе сидели, поджав коленки и чинно подоткнув подолы платьев. Нина закрыла лицо руками, ее головы было почти не видно из-под шикарного черного пальто, давно забытого на вешалке.
Пальто было кашемировое, я время от времени любил его щупать. Я посмотрел на ярлычок в надежде определить хозяйку. Пальто пошива дома высокой моды Уорта – французского модельера, которого расхваливала одна из наших прошлогодних клиенток. Вероятно, она и забыла. Можно было отправить почтой, однако, если эта ценительница высокой моды даже не удосужилась позвонить и спросить о пропаже, мне зачем напрягаться? Я даже решил, что, если через год никто не хватится, отошлю пальто матери. Мисс Пэм ненавидела донашивать чужую одежду, когда была маленькой, однако сейчас она обеднела и не будет возражать. Ей, наверное, будет приятно снова надеть что-то приличное, даже если она знать не знает про Уорта. Я почти убедил себя, что хозяйка специально оставила элегантный наряд. Такие, как она, скорее умрут, чем наденут прошлогоднюю модель.
Я протянул Эмили воду, которую принес для Нины, и спросил:
– Ну как Каланча?
Нина на мгновенье оторвала руки от лица и произнесла:
– Каланча нормально. – Она вытерла нос о полы пальто, оставив на ткани прозрачные склизкие дорожки, взяла стакан из рук Эмили и произнесла тост: – Несчастного 1938 года!
Я приподнял брови и переглянулся с Эмили.
– Лучше зайдите и закройте дверь, – попросила та.
– С закрытой дверью темновато, – возразил я.
– С открытой тоже полный мрак! Заходи! – велела Нина.
Гардеробная была довольно большой – предыдущие владельцы использовали ее для хранения вяленых туш. И все же не Зеркальная галерея Версаля. Пришлось вклинить ступни между их туфельками и упереться спиной в дверь. Я оставил щель на всякий случай, так как не был уверен, что чулан отпирается изнутри, и совсем не горел желанием объяснять Маргарет, как мы оказались там втроем.
– Что случилось? – спросил я.
– Сегодня особый день, – сказала Нина.
Меня вдруг прошиб пот. То ли от духоты, то ли от таинственности высказывания, то ли от незримого присутствия давно погибших поросят.
– Чем же он особый?
– Сегодня день слез. У меня, по крайней мере. Если ты не в настроении, так уж и быть – не плачь.
– Нина плачет только раз в год! – донесся из темноты голос Эмили. – Всего лишь раз!
– Будь моя воля, я бы рыдала с утра до вечера почти каждый день, – призналась Нина. – Однако я сдерживаюсь. Гоню тоску прочь, и обычно довольно успешно, но когда Цепа сказала, что никогда уже не будет танцевать на столе, я сломалась. Нас ждет та же участь – как она и предрекала. Все мы скоро будем дряхлыми, как Цеппелина!
– Я бы не назвал Цеппелину дряхлой, – сказал я. – Она даже не особо старая. И потом, перемены не происходят внезапно. Постепенно, с годами… Есть время подготовиться.
– Знаю, знаю… – вздохнула Нина. – Но история со скатертью меня расстроила!.. Разве не ужасно, когда приходится признавать, что силы уже не те?
– В утешение скажу, что Цепа провалила трюк не из-за возраста. Сэм говорит – ее подвела бахрома. Нужна скатерть попроще.