– Наступит сороковой год, обязательно иди работать в перепись населения, Вард. Кстати, я видела, как ты крутился у автомобиля Эмили сегодня. Ты почти каждое утро на него любуешься.
– Проверяю, не притащила ли Строфа котят. Красивая машина! Я сам не возражал бы родиться на заднем сиденье.
Маргарет похлопала меня по плечу:
– Понимаю. Тяжело смотреть на шикарные вещи, которые они не ценят, а ты не можешь себе позволить. Самое трудное в нашей работе – находиться рядом с людьми, которые наделены с излишком и все равно несчастны. Подожди немного, ты научишься довольствоваться тем, что имеешь, и не желать большего. Я вот перестала завидовать. У меня есть нечто, о чем они лишь мечтают – и, возможно, никогда не получат.
– И что же? – спросил я.
– Мой Макс. Такие, как он, на дороге не валяются! – ответила Маргарет.
За что я любил Макса и Маргарет – они даже после долгих лет вместе вели себя как влюбленные. Это внушало надежду.
Оказалось, Эмили с Ниной покинули ранчо еще до завтрака.
– Эмили просила, чтобы ты их отвез, – объяснила Маргарет. – Нина ее напугала, что таксисты – сплошь газетчики из желтой прессы… В любой другой день я бы разрешила, учитывая, как тепло ты относишься к ее машине. Но сегодня нельзя было тебя отдавать на целый день и еще половину ночи. Так что я вызвала им такси.
– День и половину ночи? А куда они поехали?
– Какая разница? Меня совершенно не касается, куда они едут и что делают, главное, чтобы не пересекали границу штата. Давай я лучше тебя обрадую: машину ты сегодня и так поведешь! Эмили разрешила ее взять для сегодняшней поездки в Рино, чтобы не толкаться всем в микроавтобусе. Осталось только найти ключи. Их нет на крючке на кухне, где обычно. Нина говорит – они у тебя.
– У меня? Откуда?
– Ты был за рулем последний, когда Нина возила Эмили к юристу.
– Нет у меня ключей! – сказал я и чуть было не добавил, что Эмили с Ниной разъезжают на седане почти каждую ночь. Потом решил не выдавать секрет, раз уж Маргарет и правда не догадывается об их ночных безобразиях. Как верно заметила Нина, ябедой я никогда не был.
– Я отдал ключи Эмили, как только мы вернулись.
– Ну вот! – расстроилась Маргарет. – Поди, завалялись на дне сумки или в каком-нибудь кармане. Конечно, их же все время обслуживают! Вот они и не знают, где у них что лежит.
Как выяснилось впоследствии, Нина наврала – она прекрасно знала, где ключи.
Матушка не догадывалась, что я пасу на ранчо дам, а не коров. И когда я впервые собирался в Рино на бал-маскарад, я даже написал ей, что поеду с приятелем Сэмом и мы нарядимся ковбоями (потому что мы и есть ковбои). Какое-то время спустя в «Скачок» доставили посылку на мое имя. Я решил, что матушка прислала лимонный пирог мне ко дню рождения, как в тот год, когда я учился в университете. Очень было мило с ее стороны! Пока я строил плотину Гувера, она пирогов ни разу не присылала, и теперь я воспринял посылку как хороший знак – наверное, она немного воспрянула духом.
Я не стал открывать подарок при всех, отнес в спальню – боялся ненароком прослезиться при виде маминого пирога. Однако содержимое посылки расстроило меня больше, чем пирог. Там лежали туфли с белыми носками и свитер с круглым вырезом и гербом Йельского университета на груди. К свитеру была приколота записка: «Не забывай, кто ты есть на самом деле, сынок!»
Туфли мы с мамой купили в Мемфисе перед моим отъездом в Нью-Хейвен. А свитер был не мой, хотя мисс Пэм об этом не знала. Я нашел его среди забытых вещей в библиотеке Стерлинг. Ее тогда только построили. Сделали в стиле старых английских колледжей. Я там подрабатывал, расставлял по местам книги. Не ради денег, просто я был невероятно одинок. Знаете, бывают мнимые больные, любители без конца ходить к врачам и самозабвенно рассказывать про каждый чих и заусеницу. Врачи их обычно не любят, называют симулянтами. Только не я. Одиночество тоже болезнь. Такая же, как остальные. По себе знаю.
Йельский свитер валялся бесхозный много месяцев, как и забытое кашемировое пальто, и я прихватил его с собой, отправляясь домой на летние каникулы. Думал, родители оценят юмор – их пухленький Пельмешек в йельском облачении (отец-то сам там учился и должен был знать, что такие свитера выдавали ведущим спортсменам, к которым я точно никаким боком не относился). Однако, когда я появился на платформе, глаза матушки, к моему удивлению, наполнились слезами. Она крепко обняла меня и всхлипнула:
– О, ангелочек мой! Только посмотри! Ты заслужил герб университета!
У меня не хватило духу признаться мисс Пэм, что свитер достался мне обманом. Я все гадал: каким спортом я, по ее мнению, занимаюсь? Боулинг? Дартс? Олимпиада по химии? Она никогда не спрашивала. А Говард-старший если и догадывался, то молчал. Хотя, может быть, и не догадывался. Его вообще было легко провести, чем и воспользовался мой дядя. Ворованному свитеру не суждено было вернуться после каникул в Йель, как, впрочем, и мне самому. Жизнь пошла наперекосяк, и про свитер я совершенно забыл.