А я ведь ее видел! Представьте! Я имею в виду Мирну Лой. Во время войны Голливуд организовывал выездные банкеты для военных. Многие кинозвезды приезжали на эти импровизированные вечеринки, чтобы поддержать боевой дух… Они с нами танцевали, подавали еду, болтали и так далее. Да, вы правы – совсем как ковбои на ранчо, которые поддерживали армию разводящихся. Ну так вот, околачиваюсь я у танцпола с товарищами из Форт-Орда, и вдруг кто-то стукает меня по плечу. Оборачиваюсь и вижу Мирну Лой!
– Вы – Мирна Лой! – говорю я ей.
А она:
– Да. Потанцуем, солдат?
– Конечно, мэм!
– Не называйте меня «мэм», пожалуйста! Я не настолько старая!
Эта фразочка ярко напомнила мне Эмили, и я весь танец путался в ногах. Впрочем, наверняка не я один терял ориентацию в пространстве, обнимая живую Мирну Лой после стольких лет любования ее образом на голубом экране. Она великодушно прощала мне неуклюжесть и, как могла, старалась разговорить.
– Откуда вы родом? – спросила она.
Я почему-то ответил:
– Из Рино.
– О, я была в Рино!
– Правда? Случайно, не разводились?
– Случайно, разводилась. Все там разводились.
– Наверное, не все…
В ночь, когда я узнал, что родители давно лежат в могиле, снова стояла адская жара. Я опять совершенно голый распростерся на кровати поверх простыней и вертел кольца – на среднем пальце Говарда-старшего, а на мизинце – мисс Пэм. Когда я прощался с ними несколько лет назад на платформе в Мемфисе, то и представить не мог, что больше никогда не увижу.
И когда – наконец-то! – я уже почти отплыл в лодочке вместе с Котом и Совой, раздался легкий стук в окно. Я сел и увидел Эмили.
– Можно к вам? – спросила она шепотом.
На этот раз я сообразил обернуться простыней, прежде чем открывать окно.
– Пожалуйста, – сказал я.
Эмили выжидающе смотрела на меня снизу вверх. Она была в детской пижаме и мокасинах (наверное, купила вместе с красными сапожками).
– Тогда дайте руку!
– Руку? – Я не ожидал, что «можно к вам» следует понимать буквально.
– Ну да!
Впрочем, терять мне было нечего. Она уперлась ногой в стену, а я потянул ее вверх за запястья. Благодаря Нининым стараниям Эмили за последние несколько недель очень неплохо стала лазать.
– Надеюсь, не разбудила? У вас, должно быть, уши горят… Мы с Ниной как раз вас вспоминали.
– Да? И чем обязан? – поинтересовался я, туже затягивая на талии простыню.
– Я по поводу револьвера… Где вы его спрятали?
– А вам зачем?
– Нина меня спросила, где револьвер. Я сказала, что не знаю. Это чистая правда. А потом она пошла спать, а я задумалась. И уже не могла остановиться. Скажите мне, пожалуйста, где он, а то я никогда не усну.
– Под кроватью, – сказал я.
– Под кроватью? А вдруг найдут?
– Он завернут в наволочку.
– Разве не лучше его запереть на ключ?
– Мне негде запирать. Под кроватью вполне надежное место. К тому же он разряжен.
– Да, я помню…
Мы еще постояли, глядя друг на друга в лунном свете. Наконец я спросил:
– Могу я еще чем-то помочь? – Еле удержался, чтобы не добавить «мэм».
– Ответьте, пожалуйста, на один вопрос… – попросила Эмили.
– Постараюсь, – сказал я.
Она кашлянула и сказала:
– Нина говорит, нельзя судить о мужчинах по Арчеру – он далеко не самый удачный пример, как Нина считает. Я, по ее мнению, заслуживаю лучшего. А мне кажется – кому я вообще теперь нужна? А вы что думаете?
От меня явно требовался определенный ответ, только я не до конца понял – какой именно.
Пришлось сказать наугад:
– Если вы про то, что дама – «порченый товар» после развода, то это все ерунда. Такая женщина, как вы, любого осчастливит.
– «Такая, как я» или просто я? – спросила Эмили.
– Ну конечно, вы. В вас куча мужчин влюбится. Вот увидите.
– А вы? Влюбились бы?
Она посмотрела на меня в упор и начала неуклюже теребить пуговицы на своей пижамной рубашке.
До меня дошло – это не вопрос, а предложение. Мне понадобилось какое-то время, чтобы оправиться от удивления. Потом я как джентльмен пришел на помощь даме:
– Давайте, я расстегну.
Разумеется, мы поступили неразумно. Просто если ты одинок и убит горем, и вдруг женщина, которая тебе нравится, начинает расстегивать рубашку… Эмили тоже переживала не лучшие времена, и мы не нашли другого способа друг друга утешить – хоть и не были тогда влюблены.
С той ночи мы с Эмили встречались при любой возможности. Нам не важно было – днем или ночью, в помещении или на улице. Мы кидались друг на друга при первом удобном случае. Вы спросите, как мы не попались? Просто погода стояла жаркая, и наши постоялицы потеряли интерес к вылазкам. Днем все устраивались под вентиляторами и дремали.
Мы сильно рисковали, нас могли застукать на месте преступления в любую минуту, и, признаюсь, это отвлекало меня от тяжелых мыслей. Мы по-быстрому вкушали запретный плод самым бессовестным образом – например, в пустом стойле (Эмили нашла предлог и попросила показать котят). Или в дилижансе – помню, он так угрожающе скрипел и качался, что пришлось перебазироваться в «Пирс Эрроу». Или на попоне у изрытого сусликами поля вдали от дома – у пересохшего русла, которое в сезон дождей наполнялось бурными водами.