Разговаривали с Л.М. Сказал, что в Барвихе было скучно. Отдыхал там и Сурков, но с ним «может общаться не более трех минут».
Как раз за столом напротив сидели Сурковы, Эльяшевич, Ананьев, И. Козловский, Р. Гамзатов, Марфа Пешкова. Справа — Бялик, Козьмин и другие сотрудники ИМЛИ.
Узнав, что Александр Иванович на днях уедет на север, Л.М. возмутился, что он не щадит здоровья. Сообщил, что сидящая рядом с Бердниковым дама — директор Литературного музея, вышла замуж за Зильберштейна: «Судите, что будет с архивами». Я успокоила Л.М., сказав, что знаю его и в конечном счете этот коллекционер не увезет, а отдаст государству.
Спросила Л.М., как он находит дом Горького теперь, похоже на то, что было? Он ответил, что «нет, другая атмосфера».
Почему-то заговорил о художнике Корине. Л.М. заявил, что он не любит его. Мне тоже казалось, что много стилизации. Попросила Л.М. похлопотать о посещении квартиры Нестеровых, он пообещал.
Рассказал о хозяйственных делах, как питается (готовит домработница), что неприятно было стоять в очереди за обувью, так как узнали его.
Я засобиралась уходить, но еще поговорила с Марфой Пешковой, такой милой и приветливой женщиной, а потом с И.С. Козловским, уже спевшим свой романс и пригласившим меня на день рождения (кажется, завтра). Марфа звала прийти в Музей в обычный день, и «она все покажет по-настоящему».
— Трудно жить, — сказал Л.М. — Все изменилось. В ЦДЛ обедать ходить не могу, хотя рядом. Пойдешь — лезут, амикошонства не люблю. В Дом кино — нет пропуска. Не могу достать кинескоп для телевизора, обещают помочь в Союзе писателей, а то известий не узнаешь.
6 августа 1983 г.
Все реже записываю свои разговоры с Л.М. Сегодня мы — Е. Носов, Ольга Михайловна, дочь Оля и я были у Л.М.
О.М. стала рассказывать о Ниде, где мы отдыхали, что природа там еще сохраняется — удивительные и необыкновенные травы на дюнах, похожие на травы в Коктебеле, но и там покушаются на нее — много строят.
Я сказал, что курянин Е. Носов живет в краю, где такое разнотравье... Е. Носов заговорил о заповеднике — «остались кусочки степи, которые не успели распахать в угоду Хрущеву. Они разделяются на части — те, которые скашивают, и — нет. Если не косят, то разнотравье уничтожается, вырастает бурьян и крапива».
О.М. заметила, что она не очень любит сплошной лес, а предпочитает перелески, лес и степь, просторы, перспективу, даль. Тайги боится.
Леонид Максимович присоединился к ней.
Е.Носов:
— В степи есть что-то завораживающее. Был я в Казахстане, Азии, пустыне, где удивительное время перед наступлением ночи. Вдруг ко оживает — насекомые и растения.
Л.М. вспоминал:
— Я тоже был с Фединым, Луговским, Санниковым, Павленко, Тихоновым в Туркмении. Мы ездили в Мары. Увидели памятник — могилу высоченную, но и там было написано: «Петя». И еще смешной случай, о котором написал Тихонов. Нас сопровождал редактор «Туркменской искры» Брагинский. Мы плыли по Амударье на баркасе, не управляя им. Он то приставал к берегу, то отчаливал. Спали в палатке. Вдруг начался ветер-самум, упало крепление, если бы не чемодан, то могло и по голове. В Мерве (Мары) вдруг пришел милиционер и спрашивает: «Кто Леонов? Я должен его сопровождать в уголрозыск. чтобы сделать отпечатки пальцев». Я обиделся, сказал Брагинскому, который обозвал милиционера дураком. Оказывается, они получили телеграмму, где сообщалось, что в делегации Леонов — «вор, барсук».
Посмеялись. Леонов спросил Е. Носова: «Вы — оптимист?» Тот ответил, что «старается изо всех сил, но не получается».
Л.М. заявил:
— Если сидеть в Переделкине, то все хорошо. Есть в магазине «колониальные» продукты. Но в деревне, какой она стала? Если община объединяла людей, то теперь они разъединены. Раньше деревня была «самозатачивающимся нравственным орудием», не зависящим ни от государства, ни от властей.
Е. Носов:
— Теперь механизатор — главная фигура в деревне. Все у него есть — машина, насосы, электро. А для чего? В душе пусто. Многие люди погрузились в приобретательство. Все имеют — у кого чего больше. Если встречаются два человека, то у кого шапка лучше, того и пропустить надо на дороге.
Л.М. продолжал:
— Да, ведь раньше человек жил и думал, что умрешь, а там надо отвечать. А теперь убежден, что со смертью все кончается, поэтому рви, хватай, жри. Было, построит церковь — доволен. Наверное, должны существовать сословия. В сословном построении общества не все было отрицательным. Как сито, фильтр, просеивающий людей. Другое дело, что, как в сифилисе спирохета проникла в мозг, так при Романовых последних все нарушилось.
А.И.:
— Но почему же такое с деревней? Вы считаете, Л.М., что религия держала многое?
Е. Носов: