В кругу Леонида Леонова. Из записок 1968-1988-х годов

— Это невероятно! — сказал Л.М., — ничего не понимаю. При­чем тут Чехов?

— Что делать, Леонид Максимович? Классику не огородишь сте­ной, которая бы защищала от посягательств. Могли бы и сами сцена­рий или либретто создать, но легче добиться успеха, сенсации, ис­пользуя классику. Понимают ли, что драму Тригорина опошляют, а не передают с помощью балетных возможностей? Что им размышле­ния Горация, Буало и других об эстетическом своеобразии жанров?

31 декабря 1982 г.

Давно не записывал бесед с Л.М., но эту запишу. Позвонил он сегодня часов в 12. Голос бодрый, только что вернулся из Софии.

— Был у бабы Ванги. Она говорила быстро, нервно. Я включил магнитофон, но ничего не записал. Оказывается, я вчера не тот ры­чажок нажал. Наташа готова была меня убить. А что у вас тут нового?

— Вот читаю В. Сидорова («Москва»), все говорят, жаждут при­общиться к восточной мудрости, мистицизму Востока.

— Читал. Интересно, так как и это входит в палитру мысли. Эту краску нельзя исключить. Незнаемое, сложное часто отвергаем слиш­ком поспешно. Мы утилитарно подходим ко многому. Достаточно на­рисовать церковь без креста, как могут художника объявить революци­онером. Надо поднять качество всего, что делаем. Я рассчитываю на торжество здравого смысла в наступающем году. Первые шаги Ю. Ан­дропова внушают надежду. Надо строже, но кнут тоже не помогает. Кнут — татарского происхождения, и татары кое-что нам привили...

В литературе надо качество выдвинуть на первое место. «Цемент», «Неделя» — все это погасло потому, что запас прочности был мал. Помню, на конгрессе показали тарелку Пикассо, на которой была нарисована селедка. «Он делает по сорок таких шедевров в день», — воскликнул П. Элюар. Разве в искусстве что-то изменилось со вре­мен Леонардо и Микеланджело? В труде художника, как и в их вре­мя, шедевры не рождаются наспех. Они добываются труднее, чем золото. Сколько раз я заканчивал свои произведения, а они вновь вылезали из-под плиты и беспокоили меня по ночам, не давая спать. Сколько раз переделывал их.

24 февраля 1983 г.

По телефону:

— Пора создавать золотые, а не фанерные вещи большого охвата. Надежды у людей сейчас большие на то, что все изменится в сторону разумности... Говорят, что вещи сложные вряд ли нужны, надо о продовольственной программе писать. Вон — тысячи ржут от глупос­тей, изрекаемых на сцене, по телевизору. А ведь будто грамотные, многие с высшим образованием — где же культура?

— Диплом еще не культура.

— Вот-вот, я тоже все чаще подумываю над тем, нужно ли тащить к высшему образованию человека, который может быть только двор­ником или заниматься другим полезным делом? Если образование не развило в человеке умения самостоятельно мыслить, давать всему свою оценку, то или образование не то, или этого человека надо держать подальше от образования.

Обули деревню в туфельки. Между тем, крестьянство — корни, которые непосредственно соприкасаются с землей. Нет этого — нет и крестьянства. Это, конечно, фигурально — насчет «туфелек». Я не за то, чтобы мы ходили в лаптях. Но за то, чтобы «образование» не уводило людей от дела, в котором можно быть виртуозом. О многом все сильнее задумываюсь. Казалось бы, великое благо «высшее образо­вание», а что-то интеллигенции все меньше. Той интеллигенции, ко­торая жила для высоких целей, а не для себя, умела бы аналитически мыслить, давать заряд всему народу на его же благо. Так? А, может, совсем не так надо было все делать, чтобы сохранить и приумножить великую культуру, защитить ее от сорняков и подделок? Культура это, прежде всего, уметь каждому трудиться и любить труд, который обес­печит не только тебя, но и общество, украсит его и преобразует.

23 марта 1983 г.

Открытие Дома-музея М. Горького в особняке на Никитской (за­пись О.М.).

Очень много людей, известных писателей, художников, артис­тов, сотрудников ИМЛИ им. Горького.

Выступления директора ИМЛИ Бердникова, писателя А. Анань­ева, директора музея Горького Быковцевой. Она сказала, что при жизни Горького в этом доме не раз бывал Л. Леонов, присутствую­щий и теперь.

Л.М.: «Много провел счастливых минут в этом доме, продолжая разговоры с Горьким, начатые в Италии».

Художник Соколов (Кукрыниксы) сказал, что он тоже был один раз в доме при жизни Горького, но запомнил на всю жизнь.

Ленточку разрезал Л.М. Леонов. Пошли осматривать библиоте­ку, кабинет, столовую. Были писатели Ананьев, Стаднюк, Викулов и др. Заметен более других — И.С. Козловский. Леонид Максимович стоял под наведенными на него объективами репортеров.

В столовой накрыт стол. Л.М. сидел в одиночестве на почетном месте. Я поздоровалась и сообщила, что Александр Иванович уехал в Ленинград на похороны друга — академика А. С. Бушмина. Л.М. позвал к себе и усадил рядом. Подошел директор Бердников, но Л.М. меня не отпустил, и он вынужден был сесть не рядом с Леоно­вым. Чувствуя себя неловко, я пыталась пересесть, но, видно, Л.М. защищался мною от соседства директора.