Слова Розалинд звучали в моей голове, пока я провожал ее взглядом. Даже сейчас я не знаю, подтверждают ли последующие события ее правоту или опровергают и по каким признакам судить.
10
Следующие несколько дней я, отвлекаясь лишь на сон, посвятил поискам загадочного мужчины в спортивном костюме. Описанию соответствовали семеро жителей Нокнари: высокие, в теле, возраст от тридцати до сорока, лысые или бритоголовые. За одним имелось правонарушение, память о бурной молодости – хранение марихуаны, непристойное обнажение в общественном месте, я было насторожился, но потом узнал, что парень просто решил отлить на обочине, а тут неподалеку случайно нарисовался молодой, излишне ретивый коп. Двое сказали – правда, без особой уверенности, – что в указанное Дэмьеном время вполне могли возвращаться с работы домой.
Никто из них, по их собственным словам, с Кэти не разговаривал, в ночь убийства у всех имелись относительно надежные алиби, ни у кого, насколько я мог судить, не было ни дочки-танцовщицы со сломанной ногой, ни мотива. Я показал их фотографии Дэмьену и Джессике, но оба лишь окинули россыпь снимков рассеянным, затравленным взглядом. Дэмьен в конце концов сказал, что ни один из людей на снимке не похож на мужчину, которого он видел на дороге, а Джессика каждый раз, когда ее спрашивали, выбирала нового человека и в итоге снова впала в оцепенение. Я попросил пару помощников обойти поселок и опросить жителей, не принимали ли они соответствующего описанию гостя. Нет, пусто.
Два алиби вызывали сомнения. Один тип заявил, что почти до трех ночи сидел на байкерском форуме – обсуждали обслуживание классических моделей “кавасаки”. Второй сказал, что ездил в город на свидание, опоздал на автобус, уходящий в половине двенадцатого, и ждал следующего, в два часа ночи, в закусочной. Я прилепил их снимки к доске и пытался придумать, как опровергнуть их алиби, и все-таки, когда я поглядывал на эти фотографии, меня каждый раз охватывало неясное, но стойкое ощущение, ставшее характерным для расследования в целом, – ощущение чьей-то чужой воли, идущей наперекор мне, воли хитрой и упорной, которая руководствуется собственными соображениями.
Вперед продвинулся лишь Сэм. В контору он заглядывал редко, в основном встречался с интересными для следствия личностями – членами Совета графств, землемерами, фермерами, участниками движения “Стоп шоссе!”. За ужином он уклончиво отвечал на вопрос, чего добился. “Я вам через несколько дней покажу, – обещал он, – когда все хоть как-то сложится”. Однажды, когда Сэм пошел в туалет, а бумаги оставил на столе, я тайком заглянул в них: диаграммы и условные значки, а на полях пометки мелким и неразборчивым почерком.
Как-то во вторник – за окном моросил мерзкий, раздражающий дождик, а мы с Кэсси перебирали отчеты помощников о допросах местных жителей на тот случай, если что-то упустили, – Сэм притащил в кабинет здоровенный рулон бумаги, плотной и тяжелой, вроде той, из какой в школах делают гирлянды на Валентинов день или Рождество.
– Итак, – начал он, достав из кармана скотч и прилепляя бумагу на стену в углу нашего кабинета, – вот чем я все это время занимался.
Мы увидели огромную карту Нокнари, выписанную с мельчайшими деталями: дома, возвышенности, река, лес, башня – и все это в тончайших линиях, с ясным изяществом иллюстраций к детской книге. На эту карту он точно кучу времени потратил. Кэсси присвистнула.
– Спасибо, благодарю-вас-сладкие-мои, – пропел Сэм элвисовским баритоном и заулыбался.
Забыв о стопках отчетов, мы с Кэсси подошли поближе. Основная часть карты была поделена на неравные сегменты, раскрашенные цветными карандашами – зеленым, синим, красным. Попадались и желтые. На каждом сегменте темнели загадочные сокращения: “Прод. Дауни-Гии 11/97; з. о пер. сх > пром. 8/98”. Я удивленно посмотрел на Сэма.
– Сейчас объясню. – Оторвав зубами кусочек скотча, он закрепил последний угол.
Мы с Кэсси уселись на стол перед картой.
– Итак. Видите? – Сэм показал на две параллельные пунктирные линии, пересекающие карту поверх леса и раскопок. – Вот тут пройдет шоссе. В марте 2000 года правительство обнародовало планы строительства и в течение года в принудительном порядке выкупало землю у местных фермеров. Ничего противозаконного.
– Это как посмотреть, – возразила Кэсси.
Я шикнул на нее:
– Смотри на красивую картинку и молчи.
– Ну ты поняла, – сказал Сэм, – ничего неожиданного. А вот земля, прилегающая к шоссе, намного интереснее. До конца 1995 года она тоже считалась сельхозугодьями, но в следующие четыре года ее выкупили и перевели в разряд жилой и промышленной.
– Надо же, прямо ясновидящие, не иначе как догадались, что тут решат шоссе построить, за пять лет до того, как правительство это придумало, – заметил я.