Ипсиланти не хотел больше никаких отсрочек. В течение нескольких часов после наступления сумерек он распределил запасы на два дня, дал отбой верным и забрал с собой Хабалова и двоих командующих батальонами. Он хотел, чтобы бывшие солдаты его полка покинули лагерь без свидетелей и бесследно растаяли в ночной тьме. Теперь князь вполне успокоился, он считал, что выполнил свой долг, – не стал губить бедных своих солдат, не нарушил присяги царю.
– Мой дорогой Хабалов, теперь вы понимаете, почему это походило на Страшный Суд?
– Конечно. Только мы сами никогда не сможем выбирать, – заметил пожилой офицер, прислушиваясь к тому, что происходило снаружи палатки: ему слышались шаги уходящих «неверных».
– Почему же нет? Вы же видели, что сделал Гудериан?
– Я не имел в виду измену, ваше превосходительство…
– Дорогой Хабалов, значит, вы просто не хотите рисковать, боитесь ненависти, которая обрушится на вас с противной стороны! Разве вы не знаете, что в истории полно изменников, которые потом становились святыми? Уставы уходят, и остается правда. Теперь, когда мы одни, я скажу вам: сейчас Гудериан мне гораздо симпатичнее, чем был раньше.
– И вы хотели, чтобы ими командовал я?
– Раньше, когда я мог выбирать, хотел. Сейчас это уже невозможно, вам пришлось пойти за мной.
– Только куда, ваше высокопревосходительство?
– Туда, где происходит то же самое, что и в нашем полку. Неважно, что мы торчим посредине Сибири, неважно, что изолированы от мира вот уже два года, все повторяется…
– Значит, вы верите тому, что евреи рассказывали про беспорядки в Петрограде и про отречение государя?
– Я верю моим глазам, милый мой Хабалов, а они немало повидали за шестьдесят лет! Как и ваши, поскольку мы почти ровесники. Сегодня перед нашими глазами была вся Россия, восставшая против меня и против царя. То, что происходит здесь, случилось и там, в Петрограде…
Пока двое немолодых офицеров разговаривали, из леса послышалась песня. Ее запели те, кто уходил из лагеря, те, кто решил стать свободным. Это была песня про девушку, которая ждет в деревне солдата, но когда он возвращается через много лет домой, то не находит ее. Солдат бросается на поиски, но все бесполезно, тогда он решает пойти к царю и попросить, чтобы тот отправил своих казаков искать девушку. Но царь, выслушав просителя, переодевается в солдатскую одежду и сам отправляется искать пропавшую возлюбленную солдата…
– Слышите? – сказал Ипсиланти. – Они поют, они счастливы, а это уже немало, не правда ли? Я должен признаться вам в одной забавной вещи: после того как я отдал приказ, я испугался – вдруг никто не сдвинется с места, никто не захочет изменить присяге. В тот момент, вы мне не поверите, я испытал самый сильный страх в моей жизни.
Глава четырнадцатая
Однажды утром огромная беспокойная тень мелькнула в окнах комнаты Николая, Аликс и царевича. Они не обратили бы на нее особого внимания, если бы не странная беготня охраны и пронзительный крик Юровского, требующего закрыть все ставни изнутри. Алексей, все еще в бреду, распахнул окно настежь и увидел огромного орла, усевшегося на крышу сарая. Все бросились укладывать мальчика в постель, но замерли, увидев царственную птицу, расправлявшую крылья, чтобы вот-вот снова взлететь. Николай, не двигаясь, следил, как орел взмывает в воздух и его тень снова накрывает дом. Дождавшись, когда Юровский сам поднялся к ним в комнату, он торопливо закрыл окно. Несколько минут прошли в глубокой тишине. Даже Юровский не вымолвил ни слова. Романовы не двигались с места, глядя на окна, будто те были открыты по-прежнему.
«Ничего особенного, орлы на Урале встречаются, – бормотал Юровский себе под нос, спускаясь по лестнице. – Рады ухватиться за любой повод, чтобы устроить демонстрацию. Но откуда вдруг столько птиц? И все слетелись сюда, будто в городе нет больше места. Каждый вечер заводят свои концерты, это начинает выводить из терпения…»