Теперь их командиром, правда несколько необычным, стал Кайджар, хотя он и не принимал на себя обязанности командовать. Но именно от него, от того, как он рассказывал о животных и растениях, о событиях своей жизни, будто они произошли с кем-то совсем другим, о приключениях, которые он извлекал из своей бездонной памяти, исходила сила, которая и нужна была солдатам, лишившимся привычных ориентиров. Вся жизнь его прошла так, будто не было ни истории, ни государства, ни знамени, ни царя, а были лишь законы тайги, ее богов. В глазах последовавших за ним этот незаметный таежный человечек обладал мощью и властью не меньшей, чем аристократ Ипсиланти. Они были одного возраста, «шесть по десять весен», только Кайджар родился в хижине, а Ипсиланти был сыном греческой маркизы и родился в Париже, в последние годы правления Наполеона III. То, что история Российской империи и мировая война затянули в свой водоворот маленького азиатского охотника, забросили его в самый прославленный царский полк, не могло быть простым стечением обстоятельств, должно было иметь какую-то цель, какой-то смысл.
За первые дни, проведенные в тайге, солдаты, выученные охоте Кайджаром, сумели поймать столько дичи, что можно было не заботиться о пище еще много недель. Но Кайджара беспокоила не еда: уже сейчас, в июле, он думал о том, как подготовиться к зимовке. Он хорошо знал, как безжалостна сибирская стужа, как глубок летаргический сон животных, как непробиваема корка льда на всех реках и ручьях, как безмолвны и неподвижны деревья, как непоправимо останавливается здесь жизнь. Кайджар не участвовал в беспокойных разговорах молодых, которые пришли сюда с надеждой найти-таки таежное селение, где женщины живут в хижинах отдельно от мужчин, как сам он им рассказывал.
Кайджар начал строить домики, похожие на избы, которые позволили бы укрыться от мороза и пережить зиму, но солдаты, за редким исключением, отказывались от работы, они находили вкус только в охоте – она давала им чувство свободы. Они пускались в экспедиции все более дальние и трудные, надеясь в скитаниях по лесу встретить свою подругу, как это удалось Игнату, поэтому старались уходить по одному. Приготовления к зимовке почти не двигались вперед, и Кайджар с горечью понимал, что скоро над этими молодыми ребятами нависнет опасность пострашнее тигра. Мысли о женщинах ослепили их совершенно, это «амба» мстила за удачную охоту Кайджара, призвав его товарищей в тайгу, спутав их мысли и запалив огонь плоти, который мог погубить их.
Так и случилось. Все чаще кто-нибудь не возвращался с охоты. Полковник Гудериан, который еще сохранял меж ними авторитет прежней власти, каждый вечер делал перекличку, и список его становился все короче. Оставшиеся с завистью думали, что те, кто не вернулся, нашли уже себе женщин, там, в лесу. Никто не верил, что исчезнувшие товарищи могли стать добычей медведя или волчьей стаи, хотя о такой опасности их часто предупреждал Кайджар.
Солдаты думали, что для тех, кто не вернулся, уже сбылся наяву сон любви, дабы увести их еще дальше от реальности, которой они жили еще неделю назад. Та м, в тайге, окончательно растворились последние воспоминания о войне и долге, о товарищах, в глазах которых, как в зеркале, можно было увидеть самого себя и вздрогнуть от того, что ты – дезертир и изменник. Постоянные исчезновения товарищей только возбуждали оставшихся, подталкивали к немедленным поискам своей судьбы, вместо того чтобы предупредить об опасностях. Они рвались найти свою женщину, скорее, скорее, до прихода холодов, до начала ужасной сибирской зимы, которая застанет их здесь уже во второй раз.
Кайджар отказывался спасать солдат. Сначала он пытался протестовать против их отлучек, но в ответ получил лишь злобу и презрение. И Кайджар успокоился, продолжая подготовку к зиме почти в одиночку, не вмешиваясь больше в жизнь этих людей, устремившихся к свободе каждый своей дорогой, которая уже была предопределена судьбой, той самой, что призвала на Урал птиц, так удививших Ипсиланти и его солдат несколько недель назад. Кайджар уже принял решение, он знал, что останется в одиночестве и у него хватит времени подумать о бесполезности своих усилий и о своей мудрости. Судьба призывала и его к иным формам страдания и безумства, туда, где другим пришлось бы еще понять собственную судьбу, вложенную в человеческую или животную форму, судьбу гораздо более древнюю, чем они сами, узники Бога каждый в своей келье.
Среди тех, кто покинул Ипсиланти, был и Михаил. Когда Ипсиланти заставил солдат выбирать, остаться с ним или уйти в тайгу, он одним из первых вышел из строя и направился к площадке, предназначенной для восставших против порядка. Он еще долго передразнивал потом речь полковника, вызывая бурные взрывы смеха у приятелей: «Со-о-олдаты! Закон природы меня приговорил, а вам придется отвечать перед зако-о-оном исто-о-ории!»