Одним из первых он запел песню, когда восставший отряд направился в тайгу, ту самую, о солдате и царе. Он не хотел, чтобы Ипсиланти и его лакеи подумали, что им страшно. Но в лесу Михаил внезапно переменился, отдалился от товарищей, не захотел участвовать в общем воодушевлении. В первый же день на берегу реки он нашел суконный шлем Игната, висевший на ветке, которая покачивалась так, будто ее привела в движение чья-то рука. С этого момента Михаил потерял покой.
Двумя днями позже, углубившись как можно дальше в тайгу, он обратил внимание на какой-то поблескивающий предмет, висящий на ветке, словно змея. Это был ремень Игната. Теперь Михаил первым исчезал по утрам из лагеря и последним туда возвращался, но в отличие от других никогда не приносил никакой добычи. С исцарапанным лицом, в изорванной одежде, пропотевшей рубахе, он имел вид не жалевшего себя охотника, но что же он делал там, в лесу? Кайджар присматривался к нему, пока тот точил стрелы вечером у костра, где собирались все оставшиеся, чтобы поужинать и поговорить. Он заметил мучительное беспокойство и замкнутость того, кто прежде ни минуты не проводил без шутки. Печать смерти лежала на лбу у этого парня.
Теперь Михаил везде стремился быть один. Если в тайге он натыкался на кого-нибудь из товарищей, он прятался и ждал, пока тот не исчезнет из вида. Он хотел найти Игната любой ценой, он должен был увидеться с другом, который был где-то рядом. Ему казалось, что их разделяла преграда такая тонкая, что нужно было сделать лишь малое усилие, чтобы она рассыпалась. Сколько времени прошло с тех пор, как они вместе шли на штурм, а потом маршировали по снегу… Он тосковал по наивной улыбке друга, по жалобным просьбам оставить его в покое, не выдавать друзьям его тайн, по привычке легко краснеть… Михаил вспоминал их остановку в Вахитино, как к Игнату подошла цыганка, неизвестно почему выбравшая из всех солдат именно его, и предложила погадать по руке. Она погладила Игната по щеке и сказала, что совсем скоро ему будет большая любовь…
Михаил искал друга каждый день. Разлука с Игнатом, рядом с которым были прожиты три года испытаний, тяготила его все больше, и он не задумывался о том, насколько опасными становятся его все более длительные отлучки из лагеря. Не обращал он внимания и на то, что круг товарищей, собиравшихся вокруг вечернего костра, все сужался, а список Гудериана все убывал.
Однажды утром Михаил снова отправился в странствие по тайге и через несколько часов остановился, чтобы передохнуть и поесть. Стояла жара. Казалось, адская мука духоты объединила и хищников, и их добычу, вечная схватка за выживание приостановилась: слишком жарко, чтобы убегать и преследовать. Было тихо, и в какой-то момент Михаилу среди бесчисленных шорохов леса послышался звук человеческого голоса, который ни с чем невозможно спутать: люди переговаривались на незнакомом языке. Михаил схватил лук и стрелы, забросал ветками рюкзак с припасами и буквально взлетел на самое высокое дерево из тех, которые были поблизости. Он взобрался на вершину и увидел то же бесконечное зеленое море, что так поразило Игната, испытал тот же восторг и нежелание спускаться на землю, возвращаться вниз. Но внизу, в небольшом просвете между стволами деревьев, виднелись хижины, выстроившиеся в ряд. Там были женщины, которые раскладывали на солнце семена для сушки. Видны были их волосы, руки, спины, а подальше, на другом конце селения, мужчины рубили топорами деревья, забивали большими молотками какие-то сваи. Зрение Михаила обострилось так, что он мгновенно обратил внимание на фигуру мужчины, вынырнувшую из одной из хижин. К нему приблизилась женщина. Мужчина обернулся и посмотрел вверх, прямо на дерево, где сидел Михаил, как будто был уверен, что увидит там кого-то. Это был Игнат. Михаил чувствовал, что Игнат видит его, и именно в этот момент послышался хруст сломавшейся ветки, и вокруг него на несколько восхитительных мгновений, пока он не упал на землю, закрутился водоворот цветов и звуков. Тело, которое принадлежало ему двадцать два года, лежало под деревом, а душа была уже далеко.
Именно в этот вечер Кайджар подбросил в воздух раскрашенный камень, на котором были обозначены четыре стороны света. Выпала синяя сторона; это означало юг. Значит, туда ему и путь лежит. На следующее утро его попытались искать, но безрезультатно: он исчез. Ничье сердце не заболело при этом известии, наоборот, все почувствовали себя еще свободнее. Теперь никто не мешал им взлететь и ринуться навстречу своему будущему.
Глава шестнадцатая
Николаю все труднее становилось оставаться наедине с самим собой. Слава Богу, в пяти небольших комнатках избежать одиночества было несложно. Прежде теснота угнетала, но теперь только присутствие близких спасало его от тревожной лихорадки. Он стал бояться зеркал, потому что в любом из них могло появиться отражение, видимое только ему одному, – мрачная и могучая фигура в черном.