– Потом… потом ты вошел, и я больше ничего не услышал, теперь они снова запели, но ты начал спрашивать, что это за песня, и так мы никогда не узнаем, чем она заканчивается.
Алеша подошел к окну, но солдаты уже вошли в дом, и пение прекратилось. Мальчик был так разочарован, что Николай притворился, что знает эту песню.
– Это старая песня, я ее слышал. Я тебе сам расскажу, чем она заканчивается. Я спрашивал у тебя, только чтобы убедиться, что это та самая песня.
Алексей повернулся и внимательно слушал.
– Я больше не вернусь в мой дворец, а солдат будет ждать меня и притворяться царем до конца своей жизни.
– Ты не вернешься потому, что не можешь найти девушку, или потому, что не хочешь больше быть царем?
Николай посмотрел прямо в широко распахнутые синие глаза сына. Прежде он никогда не видел их такими.
– В песне ничего об этом не говорится; по крайней мере в той, которую я знаю… – ответил он, улыбаясь.
Алексей задумался. Потом потихоньку, вполголоса, начал напевать мотив. Тут вошел Харитонов и сказал, что ужин подан.
Все были уже за столом: Аликс рядом с Ольгой и Марией, потом Татьяна, Анастасия, два места для царя и наследника, затем доктор и трое караульных. Подавал Тр упп и Демидова, которым помогал сам повар. Прежде чем сесть, Николай поудобнее устроил сына в коляске, перекрестил всех и прочитал вслух молитву. Алексей заметил, что нет Лени, поваренка. В этот день Юровский сказал Леньке, что в нем больше нет нужды, и отослал его к друзьям в дом Попова. Он разрешил ему взять кресло царевича на колесиках, которое так нравилось поваренку, и играть с ним, если ему хочется, потому что у царевича есть еще одно. Солдаты уже приступили к ужину. Николай не знал, что на Кавказе, откуда их привезли сюда, они собственными руками зарыли живыми в землю князей Урусовых, отца и сына. Князь-отец был когда-то секретарем Георгия, брата Николая; сын был товарищем Алеши по детским играм и состоял в императорском пажеском корпусе.
Разговор за столом был необычно веселым. Доктор занимал царицу рассказом о своих детях, оставленных в Берлине, от которых этим утром он получил весточку; царица внимательно слушала, следя за тарелкой Алексея. Царь, оставив Татьяну беседовать с Ольгой, заговорил по-французски с Анастасией. Мария перебивала Татьяну и шептала что-то Ольге на ухо, и обе они прыскали от смеха, поглядывая на солдат, сидящих на другом конце стола, Демидова – даже она была более воодушевленной и веселой, чем обычно, – меняла тарелки раньше, чем они пустели. То и дело она заговаривала с поваром и смеялась, отгоняя прочь камердинера: «Иди, иди к солдатам…»
Все ждали харитоновского торта, но притворялись, что ничего не знают об этом, чтобы не портить повару его затею и сделать сюрприз Алеше, большому любителю сладкого. «Этим типам мы тоже должны дать?» – спросила камеристка царицы у повара, и тот, обхватив себя руками за плечи, покачал головой: «Как мы можем не дать им, ты же сама знаешь».
Доктор углубился в спор с царем о поведении французских войск там, на войне. Он знал, что царь питает слабость к французам и особенно остро переживает их предательство после революции. Николай помнил едкие комментарии во французских газетах о своем отречении. Столько лет верного союзничества с его стороны! Он удерживал немцев под Марной, чтобы они не могли взять Париж, и что получил взамен? Обвинения и презрение.
Пользуясь необычной разговорчивостью царя, доктор хотел подвести его к мысли, что в храбрости и стойкости русские много сильнее французов, солдат слишком легкомысленных и пугливых, эмоциональных, не поддающихся дисциплине. Царь и не возражал ему особенно – растущее беспокойство мешало ему продолжать разговор. Он бы отдал половину своей прежней власти, чтобы узнать, что думают о русских и французах эти трое солдат, жующих в полном молчании. Николай часто поглядывал на них: он знал, что они были из той команды «латышских стрелков» из десяти человек, входившей в секретную комиссию, которых прислали, чтобы сменить прежний караул, поскольку имелся «особый случай и особые обстоятельства». Они не были похожи на литовцев; может быть, молва окрестила их так заодно со всеми инородцами, жившими в империи и плохо говорившими по-русски. Они больше походили на венгров, попавших в плен на войне и оставшихся с красными. Что им за дело до русских солдат и до их боевых качеств! Николай попытался представить себя иностранным солдатом, который рассматривает, как царская семья ужинает под конвоем.