В полдень на солнечной стороне

Заводские люди были для них целым человеческим миром, где они познавали себя, исходя из той меры уважения, которую воздавали там не только по производственным, но и по чрезвычайно многосложным человеческим показателям. И конечно же, Петухову хотелось походить на тех, кто пользовался прочным и долговременным уважением всего коллектива.

Но теперь у Петухова завелась своя особая личная жизнь перед появлением от него лично новой человеческой жизни, носительницей которой стала Соня, обретая ныне над ним уже сдвоенную власть - свою собственную и того существа, которое теперь будет властвовать уже над ними обоими.

До сих пор для Петухова Соня была во всем второй его совестью, а вот с нынешней поры, ещё не появившись на свет, уже оказывает на него своё взыскательное влияние тот, будущий человек, для которого он и берет на себя всю полноту ответственности за общежизненную обстановку, где этому будущему человеку предстоит жить, расти и развиваться.

И, вспоминая, каким высшим и самым лучшим человеком был для него его отец, Петухов тревожился, сможет ли он стать во всём таким, каким был его отец в его собственном сыновнем сознании и чувствах.

Мечты бывают всякие: на куцее нацеленные или на нечто значительное, долговременное, в пределах только личного благополучия или благополучия многих, возвышенные, но беспочвенные, высокие и тщательно делом обоснованные, в надежде на везение или с дерзкой расчётливой настойчивостью - одолевать неодолимое.

Когда Петухов готовил на фронте плановую операцию будущего боя, исходя из условий местности, наличия огневых средств, настроения, готовности солдат и из данных разведки, учитывая все эти слагаемые, он принимал решение, где и когда ему быть в бою.

Резервируя в своих мыслях всевозможнейшие варианты новых решений, которых потребует меняющаяся обстановка боя, он заранее должен был все изменения предугадать, чтобы не оказаться во власти стихии боя, а властно этой стихией управлять.

Вот так же стал планировать Петухов свою жизнь, поскольку подчинённых у него теперь не было и он у себя находился в подчинении.

В институтской библиотеке он жадно поглощал книги по холодной обработке металла, механике не только для того, чтобы сдать зачет, но и выдержать свой жизненный экзамен, к которому он готовился.

В конструкторском бюро ознакомился с проектами новых машин, ещё не запущенных в производство, выписал для себя чертежи тех деталей, которые, возможно, ему придётся обрабатывать, советовался с инженером-металлургом, какие стали будут идти на них.

Приходя с работы домой, прикидывал расчёты режима, обсчитывал по формулам, разрабатывая технологию пока в тетрадке.

Придумал за это время специальную резцедержательную головку, приладил индикаторное приспособление для настройки резцов на размер. Показал Золотухину, тот одобрил.

И Петухов стал устойчиво давать три нормы в смену. Мог и больше, но во время работы он отвлекался, так как помогал и другим станочникам сделать такие же головки резцедержателей, и его волновало уже авторское самолюбие, чтобы другие давали не меньше, чем он.

По утонченному мастерству, в познании сокровенных тайн изысканного мастерства он по-прежнему уступал Золотухину и Зубрикову. Но Петухову коллектив даровал нечто от того уважения, каким издавна пользовались самые прославленные мастера. Его уже не называли только по имени или по фамилии, но величали полностью - Григорий Саввич, что для него было необычайно приятно, как для будущего отца.

Петухову дали обтачивать тонкие валки. Операция несложная, но крайне медленная. Нельзя было применять резцы с победитом, они крошились, а обыкновенные быстро тупились.

Петухов ночи не спал, думал, и наконец понял - вибрация! Вибрирует вал во время обработки и разрушает победит, вот в чём дело!

Ему же лётчики ещё на фронте жаловались - не от всякого попадания гибнет самолёт, но попадание повреждает обтекаемость машины, возникает вибрация, и машина саморазрушается, разваливается на куски, такая это сила - вибрация.

Значит, надо устранить вибрацию валков.

Два месяца пробовал, как шальной, все способы крепления, и ни один не давал результата.

Соня жаловалась:

- Во сне ты дрожишь. Простыл? Или, может, малярия?

Наконец сконструировал жёсткое крепление. Стал испытывать - нет вибрации, держится победитовый резец.

Но тут он решил подвергнуть своё приспособление самому рискованному испытанию. Переменил шестерни у станка, чтобы увеличить обороты, запустил его на таких высоких оборотах, на каких не только валы не обрабатывали, но и вообще в токарном деле не применяли. Решил: пусть несколько минут станок на таком режиме идёт, только для испытания крепления. Душа замерла. Вдруг крепление не выдержит, и всё от скорости, как от взрывной волны, разлетится с силой осколков снаряда?

Станок работал как часы.

И не от того он полноту счастья узнал, что приспособление выдержало. Другое его поразило. Скорость! Значит, может станок на высоких оборотах работать, и такой режим может быть постоянным. Не своей гордостью был взволнован, а тем, что это может всему заводу дать.