В полдень на солнечной стороне

- Зачем? Часть документов довольно-таки неловко пытался уничтожить, нашли обрывки - уличили.

- А ты бы их проглотил, сжевал.

- Тогда не было бы улики.

- Да ты не темни, говори, как все было. Выкладывай. Зачем всё-таки в плен полез?

- Ну что же, - сказал Лебедев, опуская глаза и потирая ладонью колено. - По некоторым данным стали обнаруживаться сведения о некоторой, так сказать, перекантовке разведывательных органов союзников, которые стали искать себе сотрудников из ведомства Гиммлера. Надо было проверить достоверность таких сведений, ну я и проверял.

- Это что же? Таким рискованным способом? Очертя голову в одну петлю заодно с фашистскими военными преступниками? Ведь могли казнить! А?

- Но я же не признавался, что могу быть отнесен к разряду их военных преступников! Изводил следователей до того, что они успокоительные таблетки принимали. Изворачивался, отпирался и даже, представь, оправдательно философствовал: мол, Гитлер виноват, а мы, его верноподданные, здесь ни при чём. Вообще, задача упрощалась тем, что я английским языком владел, а в моём личном деле, которое они разыскали, было написано: «Английским не владеет».

- Так как же к ним твоё личное дело попало?

- Да не моё, а того, за кого я себя выдавал.

- Ну и работёнка у тебя! - покачал головой Пугачёв. - Значит, изучил, подготовился и сактёрил. - Съязвил завистливо: - Может, тебе с твоими способностями следовало во МХАТ идти. Стал бы заслуженным или народным. Каждый вечер аплодисменты!

- Театр я люблю! - мечтательно произнёс Лебедев.

- Ну и как дальше твой спектакль шёл?

- Допрашивали по двое. Один обязательно грубиянил, пугал, другой интеллектуала изображал, на предельной вежливости, деликатности. - Вздохнул: - Шаблон, ничего нового. Допрашивали. Потом началось самое существенное собеседование, при полной благосклонности с их стороны.

- А затем могли бы и приговорить!

- Но ведь я с другими заключенными фашистами общался - советовались, делились впечатлениями, прогнозировали. С помощью коллективного разума и ряда фактов пришли к выводу, что ничто здесь подчинённым Гиммлера не угрожает, а даже, напротив, сулит некоторые перспективы. Не тюрьма, а отель. Охраняемый, конечно.

- Значит, устроился?

- Вполне.

- Ну это всё так, - сказал деловито Пугачёв. - Но они же из тебя выкачивали то, что их интересовало по линии особой тайной деятельности СД. Это же для них важно!

- Не очень! - возразил сухо Лебедев. - Во-первых, они всё уже основательно выкачали от лиц покрупнее и поосведомлённее, чем значилось обо мне в том послужном списке. А во-вторых, их интересовало другое.

- Что же?

- Почему гитлеровские разведывательные органы терпели провалы в Советском Союзе? Тут они требовали доскональных и детальных сведений.

- Это зачем же?

- Вот именно - зачем?! Это и побудило меня пользоваться их харчем, - сказал Лебедев.

- И сколько же времени ты на их довольствии находился?

- Несколько недель.

- Ну а дальше что было?

- Потом предложили работу. Говорили, что образованному офицеру СД предоставят соответствующую его ценности высокооплачиваемую должность. Поручили для начала составить конспект по трофейным документам психологической лаборатории имперского военного министерства как руководящую инструкцию для подобных же ведомств у них. Ничего посоветовать не мог.

- Как же ты всё это мог выдержать?

- Да не всё выдержал, - поёжился Лебедев. - Набился мне там в приятели гестаповец с весьма значительным чином, тоже получил приглашение работать у них. Он о таком со мной откровенничал, что нервы у меня не выдержали, погорячился, ну и того, перед самым своим уходом... Пошли гулять по набережной, туман, дождь, никого нет, а он мне излагает подробности медицинских экспериментов, которые они производили в спецблоках лагерей. - Брезгливо осмотрел свои руки и стал тереть их о колени, словно выпачканные.

- Ну и ну... - сказал задумчиво Пугачёв. - Тут не нервы, а тросы стальные и те полопаются.

- Да, - встрепенулся после тягостного молчания Лебедев, - ты помнишь Красовскую?

- Э... не пойдет, - спохватился Пугачёв. - Никого не помню, никого не знал. Так моей супруге и твержу стойко.

- Да ты брось, я серьезно!

- Ну была у нас такая связистка. Но я ни-ни.

- Теперь она жена Петухова, нашего ротного.

- Ну и что! Пускай, как я теперь, в неволе живёт!

- Я её мать нашёл там и вывез.

- Значит, будет у Петухова теща!

- Ты слушай! её в Крыму немцы взяли. Держали в Равенсбрюке - специальном центральном женском концлагере. Потом узнали, что она жена изобретателя управляемого взрывателя Бориса Красовского. Стали подвергать длительным пыткам, чтобы она сообщила технические данные, но она ничего не знала. Довели истязаниями до полупомешательства. Затем сдали в спецблок. Там ещё подвергли медицинским экспериментам: извлекали костный мозг, подвергали замораживанию... Ну, словом, не хочу дальше говорить...

- И не надо, - сипло сказал Пугачёв, вздрагивающей рукой поднося спичку к папиросе.