Читаем В ритме времени. Кинематографический процесс сегодня полностью

разработало довольно основательно. Поэтому представляется

существенной и другая проблема — о влиянии литературы

на кино как искусство. Впрочем, повторяю, эти проблемы

взаимосвязаны.

Сергей Герасимов в предисловии к Собранию сочинений

В. Пудовкина заметил: «Начало перехода от эксцентриады

к реализму — не только в отношении постижения

кинематографического языка, но и в отношении глубокого,

подлинного постижения человеческой психологии —

ознаменовалось обращением кинематографа к реалистической

литературе»1.

Это сказано в связи с творчеством В. Пудовкина не

случайно. Великий новатор, который вместе с С.

Эйзенштейном заложил основы революционного киноискусства,

начал свой большой путь в мировом кино с экранизации,

поставив «Мать».

Это приобщение к русской классике, к Горькому,

помогло Пудовкину-теоретику осмыслить и выдвинуть новые

для искусствознания идеи: психологическая глубина

актерского творчества в кино, нюансы при разработке

характеров в реальной жизненной среде, сочетание субъективного

и объективного на экране. Всеволод Пудовкин пришел к

выводу, что диалектику характеров на экране нельзя

показать вне опыта литературы. Он увлекся системой

Станиславского, привлек к работе в кино актеров

Художественного театра (в «Матери» обе центральные роли играли

мхатовцы). Через изучение системы Станиславского,

которая, как известно, сформировалась в процессе работы

над сценическим воплощением Чехова и Горького,

Пудовкин как бы вводил великие традиции русской

классической литературы, традиции Художественного театра в

кинематограф, но вводил их не рабски, не формально, а

понимая, что он имеет дело с иным искусством,

принципиально отличающимся от театра.

По существу, Пудовкин как кинематографист во многом

формировался под влиянием МХАТ, и сценическое

воплощение творчества Чехова играло здесь далеко не

последнюю роль. Пудовкин уже в 20-е годы пришел к выводу,

1 Герасимов С. Слово о Пудовкине.— В кн.: Пудовкин В.

Собр. соч. в 3-х t., т. 1, с. 19.

Й5

что в процессе растущего опыта кинематографа возникает

органическая связь требований культуры кино с

«передовыми течениями в искусстве театра». Это новая для

кинематографа школа — школа реализма, противостоящая

вместе с тем натурализму первых кинематографических

экранизаций классики.

Одну из своих работ Пудовкин назвал «Реализм,

натурализм и «система» Станиславского». Однако важно

подчеркнуть, что Пудовкин подходил к реалистической

системе театра прежде всего как кинематографист, прола-

гающий пути в неизведанное, создающий, по существу,

новую структуру, язык и стиль.

Позже Сергей Эйзенштейн, который в театре, как

известно, начал с принципов, очень далеких от театра Чехова

и Станиславского (да и его работа в кино двигалась по

иному руслу), пришел в своих теоретических работах 30—

40-х годов к выводу о необходимости освоения принципов

чеховской драматургии в целях дальнейшего обогащения

и развития кинематографа как самостоятельного искусства.

Прослеживая путь театра, начиная от комедии масок,

в историческом процессе, С. Эйзенштейн писал: «... черты

осязаемости становятся все тоньше и тоньше, а

нюансировка чеховских характеров и настроений уже пере-

скальзывает в иные стадии развития сценического

контрапункта, где уже труднее прощупать костяк общепринятой

театральной традиции». И далее продолжал эту мысль:

«Разработка тонкой и глубоко музыкальной нюансировки

настроений действия в пьесах Чехова создавала

впечатление исчезновения театрального начала в том, что

подавалось на сцене.

Линии нюансов сплетались в такую слитную ткань, что

за этим, казалось, исчезала осязаемая действенность

театра»1.

Итак, система литературы, в данном случае сложная,

неоднородная чеховская система, оказывала

конструктивное влияние на кинематограф (и не только, как уже

говорилось, через посредство экранизаций).

«История кино пропитана чеховским, — утверждает

Т. Шах-Азизова. — Оно рассеяно во времени, разлито в

кино многих стран. Оно может встретиться у художника, не

конгениального Чехову, как Чаплин, у которого есть

редкое чеховское сочетание человечности с эксцентризмом; и

у художников-антагонистов; и в течениях, сменявших друг

1 Эйзенштейн С. Избр. произв. в 6-ти т., т. 3, с. 235—236.

286

друга и друг с другом споривших»1. Критик подмечает,

что «чеховское» может проявиться и в изображении на

экране жизни в ее естественном, пестром потоке, в

«нераздельности противоречий»; и в раскрытии «подводного

течения» сюжета; и в актерском искусстве; и в том, что

критик назвал «школой мысли».

Можно со всей смелостью утверждать, что обращение

к творчеству Шекспира, Толстого, Чехова, Горького

помогло киноискусству в целом обрести некоторые

неизвестные ранее черты, обогатило язык и стиль, выявило новые

возможности искусства экрана. Опыт работы над

экранизацией произведений русской и мировой классики В.

Пудовкина, Я. Протазанова, Г. Козинцева, С. Герасимова,

С. Юткевича, М. Ромма, В. Петрова, С. Бондарчука,

И. Хейфица, И. Пырьева, Г. Рошаля, И. Таланкина,

Н. Михалкова и других режиссеров имеет большое

значение для поступательного движения советского кино.

Кино — молодое искусство, и его структура, его идейно-

Перейти на страницу:

Похожие книги

Новая женщина в кинематографе переходных исторических периодов
Новая женщина в кинематографе переходных исторических периодов

Большие социальные преобразования XX века в России и Европе неизменно вели к пересмотру устоявшихся гендерных конвенций. Именно в эти периоды в культуре появлялись так называемые новые женщины — персонажи, в которых отражались ценности прогрессивной части общества и надежды на еще большую женскую эмансипацию. Светлана Смагина в своей книге выдвигает концепцию, что общественные изменения репрезентируются в кино именно через таких персонажей, и подробно анализирует образы новых женщин в национальном кинематографе скандинавских стран, Германии, Франции и России.Автор демонстрирует, как со временем героини, ранее не вписывавшиеся в патриархальную систему координат и занимавшие маргинальное место в обществе, становятся рупорами революционных идей и новых феминистских ценностей. В центре внимания исследовательницы — три исторических периода, принципиально изменивших развитие не только России в ХX веке, но и западных стран: начавшиеся в 1917 году революционные преобразования (включая своего рода подготовительный дореволюционный период), изменение общественной формации после 1991 года в России, а также период молодежных волнений 1960‐х годов в Европе.Светлана Смагина — доктор искусствоведения, ведущий научный сотрудник Аналитического отдела Научно-исследовательского центра кинообразования и экранных искусств ВГИК.

Светлана Александровна Смагина

Кино
Супербоги. Как герои в масках, удивительные мутанты и бог Солнца из Смолвиля учат нас быть людьми
Супербоги. Как герои в масках, удивительные мутанты и бог Солнца из Смолвиля учат нас быть людьми

Супермен, Бэтмен, Чудо-Женщина, Железный Человек, Люди Икс – кто ж их не знает? Супергерои давно и прочно поселились на кино- и телеэкране, в наших видеоиграх и в наших грезах. Но что именно они пытаются нам сказать? Грант Моррисон, один из классиков современного графического романа («Бэтмен: Лечебница Аркхем», «НАС3», «Все звезды. Супермен»), видит в супергероях мощные архетипы, при помощи которых человек сам себе объясняет, что было с нами в прошлом, и что предстоит в будущем, и что это вообще такое – быть человеком. Историю жанра Моррисон знает как никто другой, причем изнутри; рассказывая ее с неослабной страстью, от азов до новейших киновоплощений, он предлагает нам первое глубокое исследование великого современного мифа – мифа о супергерое.«Подробнейший и глубоко личный рассказ об истории комиксов – от одного из умнейших и знаменитейших мастеров жанра» (Financial Times).Книга содержит нецензурную брань.

Грант Моррисон

Кино