В ритме времени. Кинематографический процесс сегодня

эстетическая система находятся в интенсивном движении,

может быть, более ускоренном, чем другие виды искусства.

Кино ищет и находит новые, пригодные именно для него

способы образного познания действительности, создания

характера, изображения человека и среды, достоверной

передачи внутренней жизни персонажей.

Нельзя не заметить, что обращение кинематографа к

драматургии А. П. Чехова в лучших образцах («Дядя

Ваня», «Неоконченная пьеса для механического пианино»)

во многом преодолело тот предел возможностей

театра, о котором говорил Станиславский и который

стал предметом теоретических раздумий Пудовкина и

Эйзенштейна.

Думается, что кино еще не решило задачи такого же

творческого, конструктивного овладения драматургической

системой М. Горького. Полагаю, что такое «овладение»

смогло бы обогатить социальное зрение и художественную

палитру экранного искусства.

«Выдающийся художник, — отмечает академик

М. Б. Храпченко, — раздвигает границы времени.

Внутренняя энергия, заключенная в его творческих созданиях,

способна оказывать воздействие на многие грядущие

поколения. Этой огромной энергией обладают произведения

Горького — писателя, открывшего новые принципы худо-

1 Шах-Азизова Т. Чехов, кино и телевидение.— В кн.:

Вопросы киноискусства. Вып. 15. М., 1974, с. 142.

287

жественного освоения действительности, положившего

основание новому этапу в истории мировой литературы»'.

Этот вывод полностью относится и к искусству экрана.

Несколько лет назад в советской кинопечати прошла

дискуссия по проблеме экранизации произведений

литературы. В ходе дискуссии некоторые ее участники

приводили примеры слабых экранизаций литературы,

выхолостивших идейный и художественный смысл первоисточников, а

иногда и скомпрометировавших их в глазах миллионов

кино- и телезрителей, и делали глобальный вывод о

неплодотворности экранизаций вообще. Но в ходе дискуссии

звучали и иные голоса, приводились примеры, показывающие

неразрывную связь литературы и кино. И верно. Можно

ли говорить о советском кино последних десятилетий,

игнорируя такие явления киноискусства, как экранизация

русской и мировой классики — «Война и мир», «Гамлет»,

«Отелло», «Дама с собачкой», «Братья Карамазовы»,

«Дворянское гнездо», «Неоконченная пьеса для

механического пианино», «Несколько дней из жизни И. И. Обломо-

ва»; советской классики — «Тихий Дон», «Судьба

человека», «Первый учитель», «Лютый». Список может быть

продолжен — здесь названы лишь некоторые экранизации,

получившие положительную оценку в критике или

вызвавшие дискуссии.

Творчество Василия Шукшина — писателя, режиссера,

актера во многом путало карты тех, кто отрицает

плодотворность связи литературы и кино. Шукшин ставил фильмы

по оригинальным сценариям или экранизировал свои

рассказы. Но он глубоко и серьезно размышлял над

проблемой экранизации вообще и экранизации русской классики

в частности. Это были размышления не только о своем

творчестве, о своеобразной «самоэкранизации», что,

конечно, тоже очень интересно. Нет, Шукшин думал и о том,

что «прибавляет» кинематографу и что от него «отнимает»

экранизация. Поэтому в этих своих рассуждениях он был

строг. «За экранизацию большой литературы чаще ругают,

чем хвалят, или снисходительно молчат, — писал

Шукшин.— И правильно делают. Мало того, иногда надо по

рукам бить — за спекуляцию. Но если забыть, что есть

в искусстве нечестные люди, а думать: все, кто обратился

к классике, желая «переселить» живых строптивых героев

прославленных книг на экран, раскрывают те книги с

благоговением и знанием дела, — если даже так думать,—

1 Храпченко М. Б. Творческая индивидуальность писателя и

развитие литературы. Изд. 3-е. М., 1975, с. 383.

288

поумеиьшится ли недоумение, боль, неподдельное

раздражение тех, кто, предчувствуя скорую радость, торопился в

в кинотеатр на встречу со своими давними друзьями?»1.

И далее Василий Шукшин, не отрицая права

кинематографистов на экранизацию классики, но с болью

сердечной напоминая, как нередки здесь деформации,

недобросовестность, справедливо замечает, что «нельзя

сделать фильм во всех отношениях равный произведению

литературы, которое остается жить во времени, в душах

людей... Средства литературы и средства кино — не равны.

Различны. Средства литературы — неизмеримо богаче,

разнообразнее, природа их иная, нежели природа средств

кинематографа. Литература питается теми живительными

соками, которые выделяет — вечно умирая и возрождаясь,

содрогаясь в мучительных процессах обновления, больно

сталкиваясь в противоречиях, — живая Жизнь.

Кинематограф перемалывает затвердевшие продукты жизни,

готовит вкусную и тоже необходимую пищу... Но горячая

кровь никогда не зарумянит его»2.

Сказано строго, с предельной, истинно шукшинской

откровенностью. И отметив это, Шукшин добавляет: «Если

я и хватил через край, то в том направлении, в каком

лежит истина».

Эти мысли выдающегося писателя и выдающегося

кинематографиста весьма весомы для понимания всей

многосложной проблемы — литература и кино.

Разумеется, механическое сопоставление произведения

литературы и его киноварнанта неплодотворно. Кино не

воспроизводит структуру романа, повести, пьесы.