В тени королевы

Прежде никогда не задала бы мужчине подобный вопрос. Что ж непонятного в том, что они из кожи вон лезут, чтобы мне услужить! Но теперь, когда я раздулась, как шар, попала в опалу и заключена в Тауэре…

Он снова опасливо оглядывается, а затем шепчет:

– Потому что верю, вы законная наследница королевы, миледи. Не хочу, чтобы нами правила шотландская католичка. И не один я так думаю!

– А кто еще?

– …Не могу вам сказать. Но есть и другие. – Мне показалось, что он едва не назвал какую-то фамилию. – Однако вы ничего этого не знаете! И еще, – торопливо добавляет он, – не доверяйте никому!

Я снова прикладываю палец к губам.

На лестнице слышатся шаги: это Нэн со стопкой чистого белья.

– Благодарю за цветы, очень любезно с вашей стороны! – громко говорю я. – Они напоминают мне, что жизнь продолжается и поля сейчас в цвету.

– Какая красота! – с улыбкой говорит Нэн. – Я принесу для них кувшин, только сначала выведу собак.

Она оставляет белье на кровати, сажает Геркулеса к себе на бедро, словно ребенка, подзывает собак и выходит за дверь. Ядро тоже выходит; слышу, как поворачивается ключ в замке. Наконец я осталась одна со своим букетом.

Записки при нем нет, но и не требуется: сами цветы ничем не хуже письма. Пурпурные анютины глазки означают «думаю только о тебе»; пушистые шарики гипсофилы и белые анемоны с золотистыми сердцевинками – «вечная любовь». Однако анемон говорит не только о любви, которая не вянет; второе его значение – истина. И серебристые полукружья лунника, который еще называют «цветком правды», и ажурная зелень кервеля пояснений не требуют: все они говорят об искренности. Послание так ясно, как если бы Хертфорд стоял сейчас передо мной и произнес его словами: он говорит, что я могу рассказать правду, что он сделает то же самое, и наши показания совпадут. Какую тяжесть снял он с моего сердца! Я словно распрямилась, стало легче дышать. Малыш во мне шевелится, и меня вдруг затопляет нежность. Снова подношу букет к лицу, вдыхаю аромат и вдруг замечаю еще один цветок, которого не видела прежде: розмарин. Розмарин – память об умершем: это о Джуно, о нашей бедной Джуно – и на миг я позволяю себе помечтать о том, что ее душа найдет себе новый приют в сердечке нашего малыша.

Звук ключа в замке возвращает меня к реальности. Вернулась Нэн с собаками. Она принесла кувшин и хочет поставить цветы возле кровати.

– Не сюда, Нэн, – говорю я. – На подоконник.

И указываю на окно, выходящее на башню Бошан: пусть мой дорогой Хертфорд видит их из окна, пусть знает – я получила его послание. При мысли, что он так близко, нарастает возбуждение, словно сам воздух вокруг меня пропитан Хертфордом.

Я пододвигаю кресло к окну, чтобы из этой позиции открывался вид на башню Бошан, жду, жду – и наконец в окне той башни вспыхивает свеча. Я встаю и беру свечу: пусть свет ясно обрисовывает мой силуэт. Теперь он увидит меня, узнает, что я здесь, от него в нескольких шагах! Но разглядеть Хертфорда не удается, и наконец Нэн уговаривает меня лечь в постель. Сон мой неглубок и тревожен, а под утро я вновь просыпаюсь с криком, увидев во сне свою смерть.

Едва рассвело – Нэн еще посапывает на своем тюфяке – я вскакиваю, выхожу на парапет и открываю дверь, ведущую к переходу между башнями. Собаки выскакивают за мной следом и принимаются гонять голубей. Я останавливаюсь и смотрю на дверь, ведущую в темницу Хертфорда: тяжелую, посеревшую от времени дубовую дверь с узором из черных шляпок гвоздей, такую же, как моя. Он там! Он меня не покинул! Стэн подбегает к двери и поскуливает, прижимая нос к трещине внизу; я трепещу, догадавшись, что он уловил запах Хертфорда. Так скоро, как только позволяет мой огромный живот, подбегаю туда, не раздумывая, сама опускаюсь на пол и припадаю лицом к этой трещине, надеясь ощутить запах любимого.

– Миледи, что с вами? – На площадку вышла зевающая Нэн в ночной сорочке. Представляю, как она изумилась, увидав меня распростертой на полу!

– Ничего, Нэн, – отвечаю я. – Просто уронила кольцо, и оно, кажется, закатилось в трещину под дверью… – Я незаметно стаскиваю с пальца кольцо с черепом, поднимаю его и говорю громко: – Да вот и оно!

Могу поклясться, что в этот миг я слышу тихий голос из-за двери:

– Моя Китти! Любовь моя!

– Давайте я помогу вам встать, – говорит Нэн. Девушка подошла довольно близко, так что я не осмеливаюсь отвечать Хертфорду – вдруг она услышит.

Теперь к Стэну присоединился и Стим, оба яростно скребутся в дверь и повизгивают. Их голоса подхватывают другие, и начинается сущая какофония. Нет никакого сомнения, Хертфорд понял, кто его сосед; а чтобы уж точно все было понятно, я громко приказываю собакам молчать, называя каждого пса по имени. Нэн подает мне руку и помогает встать, и я позволяю ей отвести меня в комнату; все мои силы сейчас уходят на то, чтобы не выказывать волнения и радости.

Вскоре появляется со своим ежедневным визитом Уорнер; в фарватере у него, как обычно, тащится длинноносый помощник с хитрыми глазками.

– Ну что же, миледи, – спрашивает он, как всегда, – не желаете ли вы рассказать мне историю вашего брака?