В тени королевы

– Был дураком. Дураком и трусом. Знаю, ты никогда меня не простишь за то, что оставил тебя одну в таком положении. – Он соскальзывает на пол и становится передо мной на колени, словно проситель. – Я и сам себя простить не могу.

– Но ты покинул меня! – повторяю я. Ни о чем другом сейчас не могу ни говорить, ни думать.

Кажется, целую вечность мы молча сидим друг напротив друга; наконец спрашиваю едва слышно:

– Что произошло?

Он отвечает, глядя в пол, словно стыдится встречаться со мной взглядом:

– Сесил запел со мной по-другому. Сказал, готов помочь, если не буду ему перечить. А потом принялся меня запугивать. Уверял, что, если я свяжусь с тобой, подвергну тебя смертельной опасности. Что у королевы повсюду свои шпионы, им знакомы секреты ядов… – он говорит все быстрее и все более сбивчиво, – …и еще сказал так: вы уже потеряли одного близкого человека и едва ли захотите потерять следующего. – При этом воспоминании он морщит лицо, словно готов заплакать.

– Что он имел в виду? Джуно… – Здесь я останавливаюсь, не в силах поверить своим ушам. – Нет, нет, ведь Джуно болела несколько месяцев! После инфлюэнцы она так по-настоящему и не оправилась.

– Китти, я в самом деле за тебя боялся – и имел глупость поверить, что Сесил выберет удобный момент и замолвит за нас словцо перед королевой.

– А он, разумеется, этого не сделал! – все еще кипя от гнева, заключаю я.

– Я не вправе ждать от тебя прощения, но все же позволь объясниться. – Еле заметно киваю, глядя в сторону. – Я страшно боялся, что с тобой случится беда. Путешествовать приходилось вместе с Томасом, сыном Сесила, и он следил за каждым моим шагом. Приходилось у него на глазах, не распечатывая, швырять твои письма в огонь, чтобы его отец, будь он проклят, уверился в моем послушании! Я удивлялся, что ты пишешь так часто, опасался – вдруг что-то неладно… Но что говорить? В конечном счете, Китти, я оказался подлым трусом.

– И что прикажешь об этом думать? – отвечаю я, смерив его ледяным взглядом. – Жениться на мне тебе хватило мужества, но ты дважды не смог отказать Сесилу!

– Все, что я делал до сих пор, – делал из страха. Страха за себя, или за тебя, или страха тебя потерять. Я трус, и из самых худших, – говорит он с горечью, словно выплевывая слова. – Позволил Сесилу управлять собой, как марионеткой. Не смог ему сопротивляться. – Он останавливается, встречается со мной взглядом и добавляет вполголоса: – Знаешь, я ведь действительно думал тебя покинуть. Убеждал себя, что без меня тебе будет лучше. Но мысль о том, чтобы навеки с тобой расстаться, была невыносима. Я просто не смог. А если бы знал об этом

… – И Хертфорд касается моего живота.

– Хотела бы тебя возненавидеть, да только не могу, – шепчу я в ответ. И в самом деле, не нахожу в себе ни капли ненависти. Лишь нежность. – Хорошо, что ты рассказал все без утайки.

– Мне очень стыдно! – Его голос, полный боли, смягчил бы и каменное сердце. – Как можно любить такого бесхарактерного подлеца?

– Но я люблю тебя. И прощаю. – Гнев и обида на его дурное обращение со мной растворились без следа, их больше нет; осталась только любовь. – Во всем виноват Сесил! Он… – Тут я умолкаю, не находя слов, чтобы выразить свое отвращение к Сесилу.

– Китти, мне так жаль, что тебе пришлось пройти через это в одиночку! Ты не заслужила… прости, прости меня!

Я прерываю его сбивчивую речь поцелуем. Потом мы долго лежим в объятиях друг друга, наконец засыпаем – и в первый раз за много месяцев мой сон глубок и спокоен.

Будит нас звук ключа в замке. Это Ядро – зашел предупредить, что сюда поднимается леди Уорнер. Хертфорд выскальзывает на площадку и скрывается у себя в башне, всего в десятке ярдов от моей. Как будто мы обычная супружеская пара в собственном доме и просто расходимся по разным комнатам. Я мысленно возношу благодарственную молитву за то, что мой дорогой муж ко мне вернулся.

– Куда это вы смотрите каждый вечер? – спрашивает Нэн, видя, что после ухода леди Уорнер я опять села к окну.

– Мне нравится смотреть на фонари на барках, плывущих по реке, и гадать, откуда они.

– Как вы думаете, вам когда-нибудь позволят отсюда выйти?

– Если королева надо мной смилуется, – отвечаю я.

Этот же вопрос мучает меня ежедневно, ежечасно: чем все кончится? Иногда позволяю себе помечтать, как мы с Хертфордом, малышом и Мэри живем где-нибудь вместе. Иногда на Кэнон-роу, иногда в Бомэноре, иногда в каком-то ином, неопределимом месте. Главное – на свободе.

Нэн тоже подходит к окну.

– Взгляни, – говорю я. – Видишь тот корабль? Может быть, он плывет из Индии!

Мы вместе следим за тенью огромного парусника, что скользит по воде, как призрак, и в золотистых кругах света, отбрасываемых его факелами, бесшумными тенями движутся матросы.

– Не могу себе представить такого далекого путешествия! – говорит Нэн. – Я никогда не выезжала из Лондона.

– Как, вообще никогда?

Я смотрю на нее с удивлением, вдруг осознав, как различны наши жизни. До сих пор мне не приходило в голову ее расспрашивать, да и о себе я не рассказывала, опасаясь, что скажу лишнее и это дойдет до королевы.