В тени королевы

– Отперла дверцу неразлучникам, – отвечает Мэри. – Не могу видеть, как они сидят там взаперти. Пусть хоть немного полетают по дворцу.

– Да ты тайная мятежница, Мэри Грей! – смеется Левина.

– Это моя секретная игра. Все началось летом, когда их таскали в клетке вместе с кортежем, из одного дворца в другой. А следующим летом я выпущу их возле открытого окна. Что скажешь?

– Скажу, что бедные создания закончат жизнь в когтях у ястреба или замерзнут, когда придет зима. Мэри, их родной дом слишком далеко отсюда.

– Да… об этом я не подумала. Наш мир жесток к тем, кто мал и слаб.

Левине думается, что в число «маленьких и слабых» Мэри включает и себя.

– Что ж, пусть хоть в этом просторном зале полетают на свободе, пока их не поймают и снова не посадят в клетку.

На заднем дворе они встречают начальника дворцовой стражи; он с поклоном снимает шляпу. Левина вспоминает, что в последний раз видела этого человека, когда гналась за Кэтрин до самого дома Хертфорда на Кэнон-роу. Тогда, обнаружив, что дом пуст (или так ей показалось), как же она бранила себя за глупость! Думала, поддалась пустым фантазиям – а оказалось, что чутье ей не солгало: в тот самый день Кэтрин с Хертфордом обвенчались. Ей вспоминаются две фигурки в развеваемых ветром плащах, на блеклой полосе зимнего прибрежного пляжа; вот они, увязая в песке, подходят к лестнице, ведущей в Вестминстер, поднимаются по ступеням и исчезают… Если бы в тот день она смогла их остановить!

– Как здоровье мистрис Киз?

– К несчастью… – И он умолкает, глядя себе под ноги.

Мэри, ахнув, берется обеими руками за щеки.

– Как?! Скончалась?! Киз, почему же вы ничего мне не сказали?

Он кивает.

– У вас, миледи, и без меня хватает бед.

– Но я же ваш друг! – Мэри касается его руки; так она делает очень редко, только с теми, кто по-настоящему ей дорог. – Мне очень жаль! Если я могу что-то для вас сделать… – Она умолкает, глядя ему в глаза, и заканчивает упавшим голосом – словно только сейчас поняла, что ничто не поможет вернуть мертвую из могилы: – Зря вы не сказали, Киз. Ведь я ваш друг.

Поразительно, думает Левина, как Мэри умеет сострадать чужим несчастьям! Это тем более удивительно, что собственных бед у нее и вправду куда больше, чем достаточно.

Мэри

Уайтхолл, апрель 1562 года

Мне потихоньку передали письмо из Тауэра. В нем Кэтрин рассказывает о моем племяннике – Боше, так они с Хертфордом его прозвали: как он хорошо кушает, как улыбается очаровательной беззубой улыбкой. Пишет, что у него уже прорезался первый зуб. Сейчас ему семь месяцев – а когда я его увижу, наверное, зубов будет уже полный рот… если вообще увижу. От этой мысли сердце ноет, словно его сжимают в тисках.

Еще она пишет, что время от времени, словно бы случайно, дверь, разделяющую их с Хертфордом, оставляют открытой, и они проводят время вместе. «Так что, Мышка, мне здесь совсем не так плохо, как можно подумать!» Я рада, что, несмотря на все невзгоды, она сохраняет свой неиссякаемый оптимизм! Но ведь до Кэтрин не доходят слухи, к которым я волей-неволей прислушиваюсь, – слухи о том, что может сделать с опальными супругами Елизавета. Чем больше в народе поговаривают о правах этого ребенка на престол, тем сильнее гневается королева.

Я улучила момент, чтобы еще раз перечитать письмо в сторожке Киза, в покое и безопасности, прежде чем придется вернуться в королевские покои. И сейчас, отложив письмо, невидящим взглядом смотрю на Темзу и на архиепископский дворец на другом берегу. В феврале я день за днем наблюдала из этого окна, как вверх по реке поднимается барка с Хертфордом и Кэтрин на борту, как их высаживают вдалеке, у дворца Ламбет, где они давали показания перед Церковным Советом. Задача мероприятия, с точки зрения королевы, состояла в том, чтобы признать их брак недействительным. В отсутствие бедной Джуно и священника, который их обвенчал, несложно оказалось вынести нужный королеве вердикт. Теперь мой племянник официально признан бастардом, хотя я знаю, что это не так. Хорошо, что меня не вызвали в свидетельницы: я не смогла бы солгать перед епископами – и, скорее всего, тоже оказалась бы в Тауэре за то, что сохранила тайну сестры. Выходит, в том, чтобы быть маленькой и незаметной, есть свои плюсы.

Молюсь о том, чтобы вердикт хоть на шаг отодвинул мою сестру и ее мужа от эшафота. Каждый день я ждала возможности хоть на минуту увидеть милую Кэтрин, когда ту вновь поведут на судилище. И всякий раз, видя хрупкую фигурку в окружении высоченных стражников, которые из-за своих воздетых алебард кажутся еще выше, чувствовала, как ком встает в горле. Кажется, этот ком поселился там навечно.

За спиной слышится скрип двери; обернувшись, вижу Киза.

– Я должен кое-что вам показать, – говорит он негромко и, закрыв за собой дверь, достает из-под дублета миниатюру.