– Миниатюру никому не показывай. – Левина сжимает руку Мэри, пряча портрет в ее ладони. – Меньше всего нам нужно, чтобы ее заполучили реформаты и начали использовать как символ своего дела. Если это произойдет, Елизавета уверится в своих худших подозрениях. И без того в народе слишком много болтают о том, что родившийся малыш – наследник королевы.
– Елизавета утверждает, что он незаконнорожденный. Может, будет лучше, если официально его признают незаконным сыном… Ох, Ви́на, даже не знаю, чего желать! Я хочу одного: чтобы их выпустили из этого ужасного места. Не могу забыть о судьбе Джейн.
– Знаю, знаю.
Левина думает о том, как долго Англия ждала наследника-мужчину, законного и кровного потомка Тюдоров, соответствующего условиям завещания Генриха Восьмого… и вот, когда такой принц наконец появился – королева делает все, чтобы его не признавать. Левина давно оставила попытки понять Елизавету. Но реформаты сильны, теперь у них появился свой символ; и они пойдут на все, чтобы наследницей престола не стала католичка Мария Шотландская.
Мысленно Левина проклинает себя за то, что уехала и оказалась за морем именно тогда, когда Кэтрин попала в беду и нуждалась в ее помощи. Будь она здесь – что-нибудь придумала бы… хотя сама она понимает, что ничего бы не вышло. Поездка оказалась напрасной – Георг отказался возвращаться в Англию; обещание, данное Фрэнсис, она не сдержала. И тоже не может выкинуть из головы судьбу Джейн. Похоже, история безжалостно повторяется, и никто из них не в силах это предотвратить.
Мимо проходит разодетый в пух и прах Дадли с парой своих приближенных и пегой борзой; женщины приседают в реверансе. При виде борзой Левина чувствует укол в сердце; собака напоминает ей о Герое, умершем в Брюгге. Она скучает по своему верному спутнику, хоть он и прожил долгий собачий век. А Дадли заметно приободрился. Поговаривают, судьба Сесила сейчас висит на волоске: королева подозревает, что за тайным браком Кэтрин стоял он, что это часть задуманного им заговора. В самом деле, выглядит подозрительно: появление ребенка очень на руку реформатам, а Сесил, как и они, готов на все, чтобы не подпустить к английскому престолу королеву Шотландскую. Елизавета упорно держится срединного пути, не давая ни одной фракции взять верх над другой. Левина вспоминает ужасы правления Марии Тюдор. В то время хотя бы было ясно, кто враг; теперь же невозможно понять, кто на чьей стороне в мире, где пару влюбленных, тайно обвенчавшихся, потому что не могли жить друг без друга, можно обвинить в измене и поставить на грань гибели. Так или иначе звезда Сесила меркнет, а Дадли – снова восходит. Словно эти двое раскачиваются на дьявольских качелях.
– Какой же он наглый! – шепчет Мэри, кивнув в сторону Дадли. – Все еще надеется на ней жениться.
– А она за него пойдет? – спрашивает Левина.
– Нет. Думаю, королева вообще не выйдет замуж.
– В самом деле? – Левина помнит Елизавету еще девочкой – и уже тогда в ней кипели страсти; трудно представить, что эта женщина предпочтет остаться одинокой.
– Мне кажется, она не захочет ни с кем делить власть.
– Может быть, ты и права, – задумчиво отвечает Левина, впечатленная ее проницательностью.
– Не уезжай, Левина! Побудь при дворе. Пегги будет рада с тобой повидаться.
– Пегги снова здесь? – Приятно слышать; по крайней мере, Мэри здесь не одна.
– Да, недавно вернулась.
– Я бы с удовольствием, но должна вернуться домой. Меня долго не было, и, должно быть, там все пришло в упадок. Всегда опасно оставлять дом на слуг.
– А твой муж вернулся с тобой? – спрашивает Мэри.
– Увы, нет, – коротко отвечает Левина, стараясь не думать ни о Георге, ни о его страсти к этой Лотте.
С Левиной он держался отстраненно, холодно отвечал на страстные мольбы, отказывался вернуться с ней в Англию, а услышав, что она срочно возвращается из-за беды с Кэтрин Грей, пришел в ярость. «Вот, пожалуйста! – сказал он. – Ты еще утверждаешь, будто мне не на что обижаться?» Каким-то чудом Левина сумела сдержаться и не напомнить ему, что после выхода в отставку он живет на ее заработок, что и к своей Лотте уехал на ее деньги, и что весь доход семьи –
– Я провожу тебя до ворот.
У главного входа столпилась целая армия слуг: передают друг другу стопки салфеток и посуду, готовясь накрывать столы к ужину. Лакеи уже сдвигают столы и скамьи на середину зала. Женщины решают пройти коротким путем, через внутренние покои; по дороге Левину несколько раз окликают другие фрейлины, здороваются и говорят, как ее здесь недоставало. Мэри на секунду задерживается у окна; Левина замечает, что она украдкой что-то делает с птичьей клеткой на подоконнике.
– Что это ты делала возле клетки? – спрашивает Левина, когда они выходят в служебный коридор.