В первый миг мне приходит в голову, что он нашел себе невесту и хочет показать ее портрет; однако с удивлением вижу изображение моей сестры с ребенком на руках, почти такое же, как то, что храню у себя под корсажем. Я беру его в руки и внимательно разглядываю. Это копия, очень похожая, но с некоторыми отличиями. На миниатюре Левины фон лазурный, здесь же темный, почти черный; даже глаза у Кэтрин темные, а не васильковые, как в жизни, – и волосы не соломенно-золотые, а рыжие, как пламя. Тем не менее на портрете, несомненно, она и маленький лорд Бошан: крохотной ручонкой он держится за меховую оторочку ее воротника, точь-в-точь как на моей миниатюре; на длинных изящных пальцах Кэтрин – пара памятных мне колец, тех, что сестра носила на цепочке на шее. И все же это совсем другой портрет. Даже нарисовано иначе: неизвестный художник пишет четко и жестко, ему недостает туманной нежности, по которой сразу узнаются работы Левины.
– Это не работа мистрис Теерлинк, – говорю я и, достав из-за корсажа свою миниатюру, протягиваю ему обе для сравнения.
– Верно, – говорит он. – Когда видишь их рядом, сразу понятно, где оригинал, а где копия. Боюсь, очень много таких копий уже разошлось по рукам среди реформатов.
– Откуда вы его взяли?
– Мне принесла Дороти Стаффорд. Сказала, нашла его у одной своей кузины. Ее это встревожило, и она решила, что вам стоит знать. Боюсь гадать, что будет, если этот портрет попадет на глаза королеве!
Внутри у меня что-то болезненно сжимается.
– Можно мне взять? – спрашиваю я. – Покажу Левине. Может быть, она знает, откуда это.
Он кивает – и, кажется, хочет что-то сказать, но останавливается; живой взгляд его серых глаз скользит к окну и снова на меня.
– Что? – спрашиваю я.
И он отвечает просто:
– Берегите себя.
Прибыв в королевские покои, слышу, что Елизавета еще не выходила; и даже музыканты не могут заглушить жаркого спора, доносящегося из-за двери, за которой заседает Совет. Заметив Левину, сидящую одну в уголке и что-то набрасывающую, подсаживаюсь к ней и показываю миниатюру, полученную от Киза. Некоторое время Левина ее рассматривает, а потом спрашивает тихо:
– Кто видел твой экземпляр? Он единственный, других не было.
Я прикасаюсь к груди, где под платьем скрывается моя миниатюра.
– Ви́на, его никто не мог увидеть! Я его не снимаю, даже сплю с ним.
– Тогда не понимаю. – На ее лице читается тревога. – Это копия моей работы. Очевидно, не совпадение: слишком много общих деталей. Кто-то очень постарался выдать ее за мое произведение. Человек с ненасмотренным глазом решит, что рисовала я. – Она снова внимательно изучает миниатюру. – Однако, Мэри, взгляни на отличия. Здесь у Кэтрин воротник из горностая – королевского меха. И волосы не золотистые, а огненно-рыжие, как у Елизаветы и ее отца. – Она еще сильнее понижает голос, хотя подслушать нас не могут – мы сидим вдвоем в дальнем углу. – Смысл ясен: на портрете – младенец королевской крови. Крови Тюдоров. Взгляни сюда, на миниатюру, приколотую к платью Кэтрин: на ней нет лица. Художник убрал отсюда Хертфорда. Мэри, мне это совсем не нравится!
– Киз говорит, такие портреты ходят по рукам и их много.
– Вот чего мы и боялись. – Левина сжимает миниатюру в кулаке и бьет им по ладони другой руки. – Я знаю, чьих это рук дело! – Потом говорит уже совсем шепотом: – Когда я наносила последние штрихи на оригинал, он был в мастерской.
– Хиллиард?
Должно быть, в голосе у меня слышится недоверие, потому что она отвечает:
– Подумать только, я ему доверяла! Да, Мэри, это он, больше некому. Для такого юного возраста у него большой талант, твердая рука; а кроме того, он из семьи пламенных реформатов.
– Как и мы все, – отвечаю я. – Должно быть, он считал, что оказывает нам услугу.
– В том-то и беда: все уверены, что Греи сами этого хотят!.. Должно быть, копии уже разошлись по всему городу.
– Ви́на, важно только то, что думает королева. Никто из Тайного Совета не стал бы ни дня держать Кэтрин в Тауэре, если бы не ее воля.
Я замечаю, что Фрэнсис Мотэс следит за нами и явно пытается подслушать, но ничего не может разобрать: мы слишком далеко. Поднимаю голову, смотрю ей прямо в глаза.
– Что такое? У меня шишка на носу? – интересуется она, с невинным видом разводя руками. Нет, Фрэнсис слишком тупа, ее бояться нечего.
Открываются двери, выходит королева, а за ней толпою члены Совета. Королева, оторвавшись от них, устало опускается в кресло, подзывает к себе леди Ноллис, они о чем-то приглушенно беседуют. Сесил топчется рядом, видимо, в надежде переговорить с монархиней наедине, но она отсылает его равнодушным движением руки, и ему приходится ретироваться.
– А где же наши желтенькие птички? – вдруг громко спрашивает Елизавета, указывая на пустую клетку на окне, у которой я чуть раньше украдкой повернула задвижку. – Это повторяется уже в десятый раз, не меньше! Разве мы не просили закрывать клетку как следует?
Левина поворачивается ко мне, чуть заметно приподняв бровь. Я стараюсь сохранять невинный вид.