Я негромко кашляю; Киз поднимает глаза, и лицо его словно озаряется каким-то внутренним светом. Он встает и протягивает мне руки.
– Леди Мэри! – говорит он. – Благодарю вас, что пришли.
Я подхожу к нему, пытаясь угадать, с чем же он приехал, но догадаться не могу.
– Мистер Киз, у вас для меня новости?
– Да нет, не то чтобы новости… – отвечает он, вводя меня в немалое недоумение. – Может быть, присядем?
Он предлагает мне руку и помогает забраться на скамью, а сам присаживается рядом. Некоторое время мы оба молчим. Я смотрю, как торчат под острым углом его колени – для него эта скамья слишком низка; мои же ноги рядом болтаются в воздухе, будто у ребенка.
– Итак? – говорю я.
– Миледи… – начинает он.
– Мэри, – поправляю я. Уже давно в каждом разговоре прошу, чтобы он называл меня по имени – но каждый раз он ждет разрешения.
– Мэри.
– Да?
Я замечаю, что он нервно сжимает и разжимает пальцы. Это меня тревожит: вообще-то Киз не из тех, кто нервничает.
– Вы хотели бы покинуть двор?
– Ничего так страстно не желаю, как этого! – Такое начало возбудило во мне любопытство. – Но ведь вы, мистер Киз, и сами знаете.
– Томас, – поправляет он.
– Томас, – с улыбкой повторяю я.
– Думаю, есть один способ.
– Какой же?
– Ваша… – Он останавливается и, кажется, что-то обдумывает. – Ваша матушка вышла замуж за человека простого звания и таким путем удалилась от двора, верно?
– Если бы только… – начинаю я и останавливаюсь. – Стокс очень любил
– Но что, если бы кто-нибудь полюбил и вас?
– Томас, что вы имеете в виду? Говорите яснее!
По дорожке мимо нас пробегает белка и стрелой взлетает на соседнее дерево.
– Знаю, что я никто, – говорит он. – Однако… я… Мэри, вы проникли в мое сердце, и я не могу думать ни о ком и ни о чем, кроме вас.
– Вы предлагаете мне выйти замуж… за вас?
Он кивает – и тут же багрово краснеет; лицо у него делается совсем потерянное.
– Простите меня, я забылся… я переступил… – Он как-то поникает, словно сдувшийся воздушный шар.
– Неправда! – отвечаю я, накрыв его руку своей. – Ничего вы не переступили. Но объясните, почему вы хотите на мне жениться? Я ведь не смогу родить вам ребенка.
– Дети у меня есть, уже взрослые. Новый ребенок мне не нужен – нужны
Он молчит и смотрит на меня; и во мне пробуждается какое-то новое чувство.
– Как думаете, смогли бы вы полюбить здоровенного мужлана вроде меня? Хоть немного?
Теперь я смотрю на него новыми глазами. Замечаю, что борода у него завивается мелкими кудряшками, а верхняя губа выгнута в форме лука. И взгляд… не знаю, как описать этот взгляд, чего в нем больше – доброты или искренности. В первый раз спрашиваю себя не о том, что сделала бы Джейн, а что сделала бы Кэтрин – в конце концов, она у нас знаток любовных дел. Новое чувство охватывает меня, наполняет теплом и светом, от него кружится голова; кажется, теперь начинаю понимать, чем жила Кэтрин все эти годы.
– Думаю, да, – отвечаю я.
На миг вижу нас словно со стороны, холодными чужими глазами: что за комическая пара, будто на маскараде! Но затем ум мой обращается к Гераклиту. Мне вспоминается изречение, которое я переводила на уроках греческого: «
– Томас, вы просите моей руки? – спрашиваю я напрямик, сама удивленная своей смелостью.
– Да, ми… Мэри, – отвечает он с необычной для себя робостью; и я понимаю, какая отвага потребовалась ему, чтобы обратиться ко мне с такой просьбой.
– Тогда мой ответ «да».
Он не в силах говорить – только издает какое-то восхищенное: «А-а-ах!», звук чистого счастья.
– Но как быть с королевой? – Не хочу разрушать его радость, однако рано или поздно заговорить об этом придется – и лучше не тянуть.
– Она никогда не даст согласия. Высмеет меня и прогонит со службы, – признает Томас с тяжелым вздохом. Похоже, до сих пор этот вопрос просто не приходил ему в голову.
– Значит, поженимся, а ее не спросим! – Будь здесь Кэтрин, она бы меня одобрила! – И я сделаюсь мистрис Никто. Королева вряд ли станет возражать – наш брак не представляет никакой угрозы ее престолу, даже наоборот.
Звучит логично. Однако вдруг я понимаю, что забыла о главном препятствии – о своем безобразном теле; и эта мысль с жестокой непреложностью сбрасывает меня с небес на землю.
– Но… – начинаю я.
– Но что? – с тревогой спрашивает он, и я вижу, как почти зримо уходит из него радость. Одно мое слово способно сделать его счастливым или несчастным.
– Мое тело, – говорю я. – Оно не создано для…
Томас проводит ладонью по моей спине, и я мгновенно умолкаю. До сих пор меня касались лишь равнодушные женские руки, втискивавшие искривленное тело в неподходящие для него корсеты и платья. Неудивительно, что я не выношу даже легчайших прикосновений! Но…