В тени королевы

– Господи, услышь молитву мою, внемли молению моему по истине Твоей; услышь меня по правде Твоей…[56]

– Миледи, я попрошу священника прийти и помолиться с вами, – шепчет Мод.

В комнате, как тени, толпятся люди. Среди них вижу Джейн: она стоит в изножье кровати и протягивает мне руку – ждет, что я отправлюсь с ней. Кто-то подходит. Ах да, сэр Оуэн. Прежде чем уйти с Джейн, я должна сказать… то, что должна сказать.

– Как вы себя чувствуете? – спрашивает он.

Снова я без труда нахожу слова – они льются легко и свободно, словно речной поток:

– Ныне, отходя к Господу, прошу вас дать мне обещание. Обещайте, что сами, лично обратитесь к ее королевскому величеству и передадите ей просьбу из уст умирающей: молю простить то огорчение, что я ей нанесла, молю, чтобы она была добра к моим детям и не возлагала моей вины ни на них, ни на моего мужа, для которого смерть моя станет тяжелым ударом…

Теперь она его освободит, думаю я. Когда умру, не будет больше причин держать его под стражей.

– Мод, – говорю я, – дай мне шкатулку с обручальным кольцом.

Шкатулка тяжела, словно сделанная из свинца, тяжела, как гроб. Вся сила требуется мне, чтобы открыть крышку. Внутри я нащупываю кольцо с остроконечным бриллиантом. Передав его сэру Оуэну, прошу:

– Верните это кольцо моему мужу. Он подарил его мне вместе со своим сердцем.

– Ваше венчальное кольцо?

– Нет. Венчальное – здесь. – Я достаю второе кольцо и протягиваю ему.

Он внимательно его разглядывает, читает надпись.

– «Так сердца два навек соединились…» – бормочет он. – Так это правда? Почему же вы не показали кольцо Церковной Комиссии?

– Показала.

Он только тяжело вздыхает. Я не хочу вспоминать прошлое. Они не поверили мне, потому что постановили не верить – постановили еще прежде, чем я переступила порог архиепископского дворца. Достаю из шкатулки еще одно кольцо, подношу к глазам: память о Джуно, кольцо с черепом – его пустые глазницы смотрят мне в лицо.

– Все это передайте Хертфорду. А это… – Я достаю из-под подушки греческий «Новый Завет» Джейн. – Это – моей сестре Мэри.

Я в изнеможении закрываю глаза, чувствую, как испаряются из меня последние капли жизни. Леди Хоптон надо мной громко шепчет кому-то: если бы она согласилась поесть, если бы хоть раз поела, быть может, встала бы на ноги… Но Бог уже прислал за мной Джейн. Не стоит заставлять ее ждать.

Картины прошлого встают передо мною. Я снова в саду в Нонсаче, из банкетного павильона журчит музыка, я сижу на коленях у Хертфорда, зарывшись лицом ему в шею, вдыхаю его запах; а вот мы в Тауэре, он стоит на парапете и ждет меня с таким видом, словно сегодня самый обычный день; вот я лежу рядом с Мэри, она положила маленькую руку мне на живот и ждет, когда там шевельнется ребенок; вот беззубая улыбка моего милого Боша; вот малыш Том сосет мою грудь; вот я сама – ребенок на коленях у maman; а вот снова в Нонсаче, на берегу реки, под изумленным взглядом Джуно прыгаю с обрыва – и лечу, лечу, словно у меня выросли крылья. Джейн уже не одна; рядом с ней парят, не касаясь земли, Джуно и maman. Они зовут меня к себе.

Еще кто-то появляется рядом. Том. Глажу его по мягкой щеке, мокрой, словно омытый дождем персик.

– Не плачь, любовь моя. Я ухожу к Господу. Он меня ждет.

Содрогаясь от слез, он чмокает меня в щеку сладким и влажным поцелуем. Единственное, что еще держит меня на свете, – мой сын и нить, соединяющая наши с ним сердца. Но и эта нить становится все тоньше. Еще одно объятие – и порвется.

Мэри

Бишопсгейт, сентябрь 1571 года

За окном поет черный дрозд, и ветерок шевелит бумаги на столе. Я пишу письмо мужу. Теперь он служит комендантом Сэндгейт-Касла – должность, пожалованная ему королевой. Закрываю глаза и позволяю себе на миг представить, что я там, на море, с ним рядом: свежий ветер с привкусом соли треплет мне волосы, над головой перекрикиваются чайки, прилив выносит на мокрый песок раковины, похожие на драгоценные камни. Я иду босиком по влажному песку, рука об руку с мужем.

Передо мною целая стопка его писем, перевязанная лентой, которую когда-то носила сестра Кэтрин. Единственная вещь, что мне от нее осталась, не считая «Нового Завета» Джейн. То и другое передали после ее смерти; минуло уже три года. Помню, тогда я подумала: «Теперь я последняя». Но это не так: есть еще мальчики, мои дорогие племянники, которых я так никогда и не встречала. Может быть, настанет время… Что мне остается теперь? Только вспоминать о прошлом и ждать будущего.