В клетке рядом со мной щебечет пара неразлучников, яично-желтых, с красными клювами – подарок королеве от Дадли.
– Удивительно, как она вместе с перчатками и нас не сожгла! – шепчу я Пегги, и та фыркает, прикрыв рот ладонью.
Я набираю в горсть немного зерен и, приоткрыв клетку, насыпаю птицам. Как хочется распахнуть дверцу и выпустить их на волю! Интересно, понимают ли они, что за дверью клетки – иная, вольная жизнь?
Растворяются дальние двери, и в зал входит королева в костюме для верховой езды в сопровождении избранных советников. Помню, я однажды слышала, как группу придворных назвали роем. Рой придворных: очень подходит. Мистрис Сент-Лоу вскакивает, пробужденная толчком в бок от Кэт Астли, и все мы склоняемся в реверансах; но королева погружена в беседу с Сесилом и даже на нас не смотрит. Наконец Кэт Астли – она суетится вокруг, делая вид, что страшно занята, – жестом приказывает нам снова взяться за шитье.
– Значит, заставьте ее подписать, – говорит королева. – Если не захочет, – выходит, она не оставила своих притязаний на наш престол. Что, хоть мы и заключили мир с Шотландией, она остается нашим врагом. А это означает, Сесил, все ваши труды пойдут насмарку.
Должно быть, они говорят о королеве Шотландской, упорно считающей, что трон Англии по праву принадлежит ей.
– Ваше величество, я сделал все возможное. Не следует забывать, что она… – Сесил на мгновение останавливается. – Мы не можем ее
– Да-да, разумеется, она же помазанница Божья! – саркастически отвечает королева. – Бросьте, Сесил. Не сомневаюсь, у вас найдется пара трюков в рукаве.
Каково это – жить, постоянно чувствуя, что на тебя идет охота, среди врагов, жаждущих отнять у тебя корону? Должно быть, от такой жизни становишься безжалостной.
– Хватит надо мной хлопотать! – Королева обращается к Кэт Астли, которая семенит вокруг и пытается пристроить королеве на голову шапочку для верховой езды. Отстранив Кэт, Елизавета сама надевает шапочку и завязывает ленты под подбородком. – А теперь – к моему главному конюшему!
При этих словах она посматривает на Сесила; тот, как и следовало ожидать, хмурится. Все знают, что они с Дадли терпеть друг друга не могут. Пожалуй, меня восхищает то, как ловко королева дергает людей за ниточки. В Елизавете нет и следа неуверенности в себе, пожиравшей ее сестру; она точно знает, чего хочет и как этого достичь.
– И еще, ваше величество, – говорит Сесил, – что касается золотой монеты…
– Да-да, – прерывает она. – Пусть Нортумберленд займется.
– Это дорогостоящая мера, ваше…
– От веса английской монеты зависит наше доброе имя. На монетах чеканят наше изображение, а не ваше. Так вот: нашего лица на обесцененной монете мы не потерпим. Что о нас подумают и в стране, и за рубежом?
Сесил как будто немного съеживается, а по толпе советников проходит легкий одобрительный гул. Скоро все они скрываются за дверью; в зале снова тихо, и я вздыхаю с облегчением, думая, что большая часть двора едет на охоту, а значит, впереди восхитительно спокойный день. Во дворце мне страшно не хватает уединения: его здесь не найти даже ночью, в общей спальне, где младшие фрейлины теснятся, словно сельди в бочке. Как я скучаю по тихой спальне в Шине, где можно было читать целыми днями, не опасаясь, что кто-нибудь подкрадется и вырвет у тебя книгу! Некоторые здесь обожают такое развлечение…
Кэтрин
Во дворе толпится народ и стоит запах свежего лошадиного навоза. Бегают туда-сюда конюхи: торопливо что-то приносят, подтягивают подпруги, удлиняют стремена, подсаживают всадников в седло. Дадли гарцует на гривастом вороном жеребце по кличке Красавчик и отдает приказы.
– Готова Неженка для ее величества? – громогласно спрашивает он у конюха. – Копыта проверили?
– Так точно, млорд!
– Подковы маслом смазали?
– Так точно, млорд!
– Гриву заплели?
– Так точно, млорд, с ленточками!
– Морду подстригли?
– Так точно, млорд! Такой красотки свет не видывал!
– Выводи, я сам на нее посмотрю.
Слуга спешит прочь. Во дворе не меньше двадцати старших конюших, однако лошадь королевы Дадли всегда проверяет сам. Я невольно задерживаю на нем взгляд. У него отличная фигура, но еще больше впечатляет то, как он правит Красавчиком: цокает языком, успокаивая нервного жеребца, и отпускает поводья. Многие другие на его месте, наоборот, стали бы натягивать поводья, не понимая, что от этого конь нервничает еще сильнее! Тут Дадли ловит мой взгляд.
– Нравится то, что вы видите? – спрашивает он.
– Ваш конь? Очень нравится!
Он смеется.
– Леди Кэтрин, сегодня я приказал оседлать для вас Добряка.
– Правда? – восклицаю я. Добряк – один из его любимчиков; я не привыкла к таким привилегиям.
– Правда, – улыбаясь во весь рот, отвечает он. – Ее величество отдала распоряжение, чтобы вам выделили одного из лучших коней.
И в самом деле, ко мне уже подводят Добряка – статного гнедого мерина со спокойным нравом и белой звездочкой во лбу.
– Какая честь для меня! – говорю я и чешу Добряка по звездочке. Он раздувает ноздри от удовольствия и фыркает мне в шею, а я глажу и целую его в мягкий бархатный нос.