В тени королевы

Я мысленно браню себя за то, что не знала этого, да и никогда не интересовалась. Левина – подруга нашей семьи, а мне неизвестно о ней самое важное! Вечно у меня так: совсем не думаю о других.

– Ты скучаешь по maman? – спрашиваю я.

– Конечно, скучаю.

– И я, – говорю я.

Пока не произнесла этих слов, кажется, даже не представляла, как мне ее не хватает. Словно мы плывем по океану на крошечном плотике, двое на всем белом свете. Ни отца, ни матери, ни брата или сестры, носящих то же имя.

– Слава богу, что есть Ви́на! – говорю я.

– Если ты выйдешь за Хертфорда, – тихо говорит Мэри, – и вы заживете своим домом, как ты думаешь, Киска, можно мне будет жить с вами? С тобой, и собаками, и с Геркулесом. И Ви́на будет приезжать в гости. Потом у тебя родятся маленькие, а я буду помогать их растить. У нас снова будет настоящая семья. Я соберу для вас прекрасную библиотеку; люди будут приезжать издалека полюбоваться нашими редкими книгами…

Она говорит негромко, мечтательно, словно рассказывает сказку.

– Когда

я выйду за Хертфорда, – поправляю я.

Но этот брак кажется далекой, почти недостижимой мечтой. Мы не властны над собою. Здесь, при дворе, под властью королевы, мы словно в тюрьме. А теперь еще этот скандал – и наша с Хертфордом свадьба снова откладывается бог знает на сколько, и уже кажется, что нам до нее не дожить…

– Мышка, я все сделаю, чтобы вышло так, как ты хочешь!

Мэри

Гринвич, октябрь 1560 года

Мы сидим кружком вокруг камина, в теплом золотистом мерцании свечей, с шитьем в руках. В другом конце комнаты негромко разговаривают Левина и мистрис Сент-Лоу. Хорошо, что Левина вернулась ко двору; без нее мне было совсем тяжко. Кэтрин куда-то пропала – интересно, куда? С самого обеда ее не видно. Обед был в полдень; сейчас только четыре часа, но во дворце уже темнеет – что поделаешь, осень. За окном слышится крик пролетающих гусей – его ни с чем не спутаешь; я поворачиваюсь к окну, однако ничего не вижу. Гуси летят в теплые края – значит, осень скоро сменится зимой. Дни становятся все короче, и в воздухе чувствуется дыхание близкой зимы. Впереди многомесячный холод и мрак – и сейчас кажется, что ему не будет конца. Заранее страшусь дня, когда станет слишком холодно, чтобы гулять; ведь сейчас прогулки по саду – для меня единственная возможность уединения. По-прежнему страшно не хватает maman: горе не стихает, боль такая острая, словно с меня содрали кожу – и вместе с maman я оплакиваю свою прежнюю тихую жизнь. Драгоценные минуты одиноких прогулок – единственные, когда я могу спокойно подумать о ней.

При дворе я ни на секунду не остаюсь одна. Вечно вокруг вьются и жужжат фрейлины: если не сплетничают о злоключениях Дадли, то обсуждают, кто за кого выйдет замуж, кто кому понравился, кто с кем целовался или мечтает поцеловаться… Тошно от них. Недавно мне исполнилось пятнадцать – вступила в брачный возраст: впрочем, в моем случае это горькая ирония. Но, по крайней мере, рядом сестра и Джуно, они не дают меня в обиду. Хотя Кэтрин в последнее время не до меня: при любом удобном случае, стоит королеве повернуться спиной, она норовит куда-нибудь улизнуть с Хертфордом.

Из внешних покоев выходит Сесил со своей свитой; с разных сторон к нему бросаются просители и пытаются привлечь его внимание. Он скользит по ним острым взглядом – кажется, что никого и ничего не упускает. В отлично скроенном дублете из черной парчи с затейливой вышивкой, с неброскими на вид, но дорогими мазками золота здесь и там – пряжка, кольцо, ряд пуговиц – Сесил выглядит лицемером; демонстративно скромный наряд лишь подчеркивает то нескрываемое торжество, с каким он смотрит на всех вокруг после изгнания Дадли.

Все мы поднимаем взгляды от шитья и провожаем его глазами; но он на нас даже не смотрит, пока не проходит через всю комнату, к дверям во внутренние покои королевы. Только там он поворачивается, окидывает нас, женщин, неторопливым взглядом, словно пересчитывает по головам, и скрывается за дверью. Словно злой дух в маскараде, исчезающий в клубах дыма! Он один из немногих, кого принимает королева после скандала с Дадли. Говорить об этом запрещено – хотя, разумеется, шепотом и по углам все только и обсуждают убийство, гадая, кто может за ним стоять. У меня нет сомнений, что это убийство, хоть официальная версия и гласит «несчастный случай». Люди Сесила ждут его снаружи, прислонясь к стенным панелям, бросают на женщин оценивающие взгляды, переговариваются вполголоса. Один подмигивает Леттис Ноллис, которая сидит со мной рядом.

– Кто это? – шепотом спрашивает Джуно.

– А, этот? Он раньше служил у моего отца.

– Вот как? Почему он тебе подмигивает?

Леттис, известная своим сходством с королевой (хотя, на мой взгляд, она намного красивее), постукивает кончиком пальца по крылу своего орлиного носа, поднимает бровь и молчит.

– Леттис Ноллис! – говорит Джуно.