В.В. Тетрадь с рисунками на полях

Нестор Васильевич согласился – это было бы очень своевременно. Однако есть некоторые препятствия к осуществлению этой замечательной идеи. Во-первых, их охраняют трое вооруженных карабинами индейских воинов. Во-вторых, с ними Верещагин, который все-таки не так крепок физически, как они, а бросить его они не могут. И, в-третьих, у них связаны ноги…

– Во-первых! – перебил его китаец.

Коллежский советник поднял брови: что он имеет в виду?

– У нас связаны ноги – это во-первых, – объяснил китаец. – Со всем остальным мы бы как-нибудь справились.

Внезапно он умолк и озабоченно поглядел на Верещагина. Художник выронил ложку из рук и сидел, опустив голову на грудь. Лицо его стало синеватым и покрылось морщинами, тело мелко подрагивало.

– Что с ним?

Нестор Васильевич секунду вглядывался в лицо Верещагина, потом нахмурился.

– Это похоже на приступ… Не знал, что Василий Васильевич болен.

Он перевел взгляд на Деревянное Копье, который остался за главного и зычно крикнул:

– Позови Бегущую Пуму!

Индеец поднялся было с места, но тут же, опомнившись, сел обратно и теперь злобно глядел на Загорского.

– Разве Деревянное Копье оглох? – сурово спросил его коллежский советник. – Зови вождя, нашему другу плохо.

Индеец, недоверчиво щурясь, отвечал, что это все – лживые уловки бледнолицых, но ему они голову не заморочат, потому что он – самый хитрый человек в племени…

– Ты самый глупый человек в племени, – перебил его Нестор Васильевич. – Если по твоей вине умрет бледнолицый, вожди юта оторвут тебе голову.

Негромко бранясь, Деревянное Копье пошел вон из пещеры. Спустя минуту в пещеру быстро вошел Бегущая Пума. Не тратя времени на расспросы, он подошел к Верещагину, взял его руками за голову и запрокинул вверх. Несколько секунд он изучал закатившиеся глаза, синюшную кожу, морщины на лице, выступившую в уголках рта пену. Верещагин дышал тяжело и прерывисто.

– Что с ним? – с тревогой спросил Загорский.

Молодой вождь повернулся к воинам и проговорил несколько быстрых слов на языке юта. Два воина тут же встали и вышли вон из пещеры, однако Деревянное Копье колебался. Бегущая Пума повысил голос и последний из трех тоже покинул пещеру.

– Что с ним? – повторил Загорский.

– Не знаю, – коротко отвечал индеец. – Может быть, яд. Или стрела. Или заклинание.

– Стрела? – удивился Нестор Васильевич.

Вождь кивнул. Да, стрела. Но не простая, а магическая.

– И кто же мог выстрелить в него?

Бегущая Пума криво усмехнулся. Из всего отряда Силой владеют только двое – Лунный Волк и он сам. Но он этого не делал. Следовательно, это сделал колдун.

– Но зачем? – не понимал Загорский.

– Бегущая Пума говорил Возвратившемуся Домой – колдун безумен.

Несколько секунд Загорский молчал, потом спросил:

– Его можно спасти?

– Не думаю, – сквозь зубы отвечал индеец. – Лунный Волк очень сильный колдун, с ним трудно и опасно биться, если это заклятие или стрела. Но если это яд…

Он снял висящий у него на поясе небольшой мешочек, налил в кружку воды, высыпал горсть буро-зеленого порошка из мешочка в воду, размешал пальцем и, запрокинув голову художника, стал вливать в него получившийся мутный раствор.

Спустя полминуты Верещагин забился в судорогах, изо рта его обильно пошла бурая пена, его затрясло и стало рвать. Бегущая Пума перерубил ножом веревки на его ногах и, перевернув лицом вниз, поддерживал под грудь, чтобы тот не ткнулся лбом прямо в землю.

Спустя минуту конвульсии прекратились. Индеец осторожно оттащил художника чуть в сторону и уложил на спину, положив под голову большой плоский камень.

– Ему лучше? – спросил Загорский, который с понятной тревогой наблюдал за происходящим.

– Немного, – отвечал индеец, рассматривая лицо и почему-то руки Верещагина.

В этот миг в пещеру осторожно заглянул Лунный Волк. На лице его бледнели белые полосы, он успел нанести шаманскую раскраску.

– А ну, брысь! – рявкнул на него Ганцзалин и страшно оскалился.

Как ни странно, колдун попятился и исчез. Снаружи донеслись панические крики «Бейкок! Бейкок!», которые быстро удалялись и вскорости затихли в ночи.

– Пусть Бегущая Пума освободит нас от пут, – в голосе Загорского неожиданно появились просительные интонации. – Я клянусь, что мы не убежим.

Молодой вождь покачал головой. Как только он это сделает, колдун велит воинам убить всех пленников.

– Ты запретишь им, – сказал Загорский.

Тот печально улыбнулся. Они плохо слушают его, они уже полностью подчинены воле Лунного Волка. Как известно, колдуны особенно сильны, когда они погружаются в безумие, не зря самое сильное колдовство у них зовется Безумным колдовством. Сейчас воины не остановятся перед тем, чтобы убить самого вождя.

Лежавший на спине Верещагин открыл глаза. Лицо у него сделалось осмысленным.

– Кажется, ему легче, – облегченно проговорил Загорский.

Бегущая Пума с сомнением покачал головой.

– Что помнит Седой Медведь? – негромко спросил он у Верещагина. Такое патетическое прозвище Верещагин получил у индейцев за могучую фигуру и солидный возраст. – Что видел он, пока был без сознания?