В.В. Тетрадь с рисунками на полях

– Бегущая Пума говорил, что дядя учил его шаманским хитростям… Может быть, он попробует спасти Седого Медведя?

Индеец покачал головой. Он не так силен, чтобы вступать в бой с колдуном племени навахо, тем более, если колдуна этого зовут Лунный Волк. Такая битва может плохо кончиться и для Седого Медведя, и для Бегущей Пумы.

– Ты тоже заболеешь? – спросил Нестор Васильевич.

– Может быть, заболею. Может быть, сорвусь в пропасть. Может быть, меня разорвет медведь. Никто не знает, с какой стороны ударит черное заклятие.

Загорский хмуро кивнул. Бегущая Пума просто боится. Это понятно. Не все рождаются воинами, бывает, что и у вождя – сердце суслика.

Индеец поднялся во весь рост, лицо его, обычно спокойное и приветливое, было теперь искажено гневом.

– Я ничего не боюсь… – начал было он, но тут же осекся. Огонь ярости в его глазах медленно угасал. Он вдруг грустно улыбнулся.

Бегущая Пума все понимает. Белый Шаман пытался его раззадорить, чтобы спасти своего друга. Но духи уже вынесли свой приговор Седому Медведю. Не пройдет и трех дней, как он покинет этот мир, и душа его уйдет в страну теней.

Загорский кивнул.

– Да, я хотел тебя раззадорить, – сказал он. – У меня не вышло. Но ты все равно возьмешься лечить моего друга. Потому что если не так, я пойду и убью Лунного Волка.

– Ты не сможешь, – отвечал индеец, – твои ноги связаны. Но даже если бы ты смог, я бы пальцем о палец не ударил, чтобы спасти колдуна. Он очень плохой человек, на руках его кровь невинных жертв.

Нестор Васильевич согласился: да, Бегущая Пума не станет спасать колдуна навахо. Но за него вступятся воины юта, и Белому Шаману придется убить их всех. Этого не стерпит Бегущая Пума, он вступится за воинов, и тогда Белый Шаман убьет и его самого.

С этими словами Загорский поднялся с земли. Ноги его были свободны, в руках он держал карабин, оставленный в пещере одним из юта. Тут же поднялся и Ганцзалин, он тоже успел освободиться от пут, пока господин вел разговоры с молодым вождем.

Индеец смотрел на Загорского изумленно. Как он освободился? Бегущая Пума сам вязал его ноги самым крепким узлом, этот узел нельзя развязать, не зная его секрета.

– Ты действительно могучий шаман, – почтительно сказал Бегущая Пума. – Почему бы тебе самому не призвать Силу и не вылечить Седого Медведя?

– Потому что я не знаю, какое колдовство применил Лунный Волк, – отвечал коллежский советник и едва не добавил: а главное, не знаю, какой он использовал яд, но в последний миг все-таки удержался. – Поэтому теперь мы поступим так. Мы свяжем тебя и оставим здесь. Сами выйдем из пещеры, найдем колдуна и заставим его снять наложенное им проклятие…

Ганцзалин кивнул: да, пусть даст противоядие.

Но индеец только головой покачал. Нет, это плохой план. Лунный Волк безумен, он, как говорят бледнолицые, закусил удила. Даже под страхом смерти проклятия он не снимет.

– Что ж, в таком случае он умрет, – пожал плечами Загорский.

Молодой вождь нахмурился. Во-первых, убить колдуна не так легко даже из ружья, наверняка он заговорен от пуль. Во-вторых, как говорил сам Белый Шаман, Лунного Волка не дадут убить воины юта, над которыми его власть необыкновенно сильна. Если Белый Шаман перебьет всех юта, вместе с ними придется умереть и Бегущей Пуме, иначе он будет проклят в своем племени как трус и предатель. Как бы там ни пошло дальше, бледнолицый не добьется, чего хотел.

– Да, но я хотя бы попытаюсь, – сказал коллежский советник.

Он кивнул Ганцзалину, и тот двинулся к краснокожему, держа в руке веревки, которыми совсем недавно был спутан сам. Молодой вождь поначалу глядел на него совершенно бесстрастно, но потом в лице его что-то надломилось.

– Стой, – сказал он китайцу, быстро выставив руку перед собой, словно хотел остановить его, – подожди.

Потом обратил взгляд на коллежского советника.

– Я не хочу бессмысленных смертей, – проговорил он, – а потому попытаюсь спасти Седого Медведя. Я не знаю, выйдет ли у меня, но я попытаюсь… Мой дух-покровитель не так силен, но я обращусь к духу моего дяди-шамана, он уже передавал мне силу, может быть, поможет и сейчас.

* * *

Предрассветная хладная мгла окутала горы. И если ночью тьма покрывала все, то теперь вполне можно было разглядеть очертания деревьев и скал, которые словно плыли в мутной серой волне, показываясь человеческому глазу лишь частично, как айсберги в ледяной воде северных морей.

Возле скалы, висящей над узкой пропастью, стояли четыре человеческих фигурки, на фоне серовато-рыжих камней их было почти не видно. Две тени – большая и поменьше – стояли совсем рядом к скале, еще две – в некотором отдалении.

– Благодарю тебя, Бегущая Пума, за то, что ты спас моего друга, – тихо говорил Загорский, глядя в усталое, словно высушенное лицо индейца.

Тот грустно покачал головой.

– Я не спас его, но лишь отсрочил гибель. Он должен был умереть через три дня. Я обратил три дня в три года. Если вы не найдете более сильного шамана, чем я, Седому Медведю останется всего три весны.