В.В. Тетрадь с рисунками на полях

– Если в Гранд-Джанкшен обнаружат ваши вещи, а с ними – билет, вы сможете ехать дальше без всяких препятствий, – заметил начальник станции, приходя в прежнее меланхолическое состояние.

– Но ведь он же там, а мне надо будет сесть на поезд здесь, – воскликнула барышня. – Без билета меня ведь не пустят.

Однако собеседник ее успокоил, сказав, что лично посадит ее на поезд – если, конечно, будет доказано, что билет у нее есть.

– А то, знаете, много тут желающих прокатиться бесплатно, а дорогу не затем строили, чтобы всякий катался туда и сюда даром, – закончил он важно и, приложив руку к козырьку, пошел прочь.

Девушка же упала на обшарпанную деревянную скамейку и закрыла лицо руками.

Верещагин с жалостью посмотрел на нее.

– Это жестоко, – сказал он. – Барышня осталась одна, без средств к существованию, без билета, а с ней разговаривают, как с какой-то форточницей.

– Почему без средств? – пробурчал Ганцзалин. – Есть у нее средства.

– Вы же слышали, все ее вещи уехали в поезде, от которого она отстала.

Но Ганцзалин покачал головой и сказал, что при барышне есть сумочка. А это значит, что в ней наверняка имеются губная помада, пудра, румяна – в общем, все, необходимое для жизни.

Верещагин поглядел на него с изумлением: как пудра и помада помогут девушке выжить без копейки денег?

– Многим удается, – философски отвечал китаец, – но я сейчас не о том.

Загорский кивнул: молодец, Ганцзалин, если бы ты был индейцем, тебя бы звали Острый Глаз или как-нибудь в этом роде. Потом повернулся к художнику.

– Мой помощник имеет в виду, что раз при барышне есть сумочка, в этой сумочке наверняка имеются деньги, а, значит, ситуация вовсе не такая уж безнадежная. Даже странно, что свой железнодорожный билет она не положила туда же, а оставила в чемодане или с чем она там ехала в поезде.

Верещагин присмотрелся к сумочке барышни, которая лежала сейчас у нее на коленях.

– Сумочка совсем небольшая, – сказал он. – Может быть, носить в ней кошелек с деньгами и билетом не очень удобно. Или она просто забыла его в чемодане – барышня, судя по всему, довольно рассеянная.

Нестор Васильевич одобрил ход рассуждений художника.

– Недурная дедукция, – кивнул он и посмотрел на помощника. – Скажи, Ганцзалин, тебе нравятся рассеянные барышни?

Китаец отвечал, что ему нравятся все барышни, особенно – молодые и симпатичные.

– В таком случае идем, познакомимся с ней. Может быть, можно будет чем-то ей помочь, а заодно и проверить наши с Василием Васильевичем умозаключения.

– Но будет ли это прилично? – неожиданно забеспокоился художник. – Трое мужчин и совсем юная девушка – это как-то…

Нестор Васильевич, однако, отвечал, что три таких солидных джентльмена, один из которых к тому же обременен семейством, никак не могут скомпрометировать барышню. С этими словами он двинулся прямо к девушке. Однако тут его обогнал Ганцзалин.

– Погодите, – заявил он, – вы не умеете знакомиться с барышнями, вы все испортите!

– То есть как это – не умею? – нахмурился коллежский советник. – У меня вполне достаточный опыт общения с женским полом…

– Это так, – не возражал китаец, – но только потому, что они сами на вас вешаются. А знакомиться с ними по своей воле вы не умеете. Вы только напугаете девушку. Позвольте мне – и через минуту она упадет к нашим ногам, как созревший плод.

Загорский только головой покачал: он и не подозревал, что Ганцзалин – поэт. Что ж, пусть попробует.

Спустя полминуты барышня Мэри Остин, печально сидевшая на холодной своей скамейке, услышала чуть хрипловатый голос с явным акцентом:

– Позвольте прикурить?

В полном недоумении она подняла глаза вверх и увидела, что над ней возвышается косоглазый джентльмен с чрезвычайно скабрезной ухмылкой на желтом лице – может быть, даже китаец. Впрочем, для китайца он был одет слишком хорошо, да и во всем облике его улавливалось что-то совершенно не китайское – несмотря на желтое лицо и общее косоглазие.

– Простите? – пролепетала она.

– Ах, пардон, пардон, – заговорил косоглазый, не переставая заслонять горизонт, – кажется, я ошибся. Вы, наверное, честная девушка. А то вокруг, знаете, столько разных, им только дай повод…

К счастью, Мэри уже пришла в себя.

– Я не понимаю, о чем вы говорите! – она сверкнула глазами и повысила голос. – Прошу вас немедленно оставить меня в покое, иначе я позову полицию.

– Да нет тут никакой полиции, это не город, а недоразумение, – развязно отвечал наглец.

– Отойдите от меня, или я закричу! – решительно заявила мисс Остин.

– Кричите, разве я запрещаю, – пожал плечами возмутительный китаец.

В отчаянии Мэри обвела глазами почти пустой перрон. По счастью, совсем неподалеку от нее стоял высокий представительный джентльмен лет, вероятно, сорока с очень интересным, можно даже сказать, красивым лицом. Единственное, что удивило ее, так это отсутствие головного убора, но, впрочем, Америка – свободная страна, и никто не вправе запрещать другому морозить себе уши.

– Сэр! – воскликнула она. – Прошу вас, окажите мне маленькую любезность!

Джентльмен немедленно подошел к ее скамейке, учтиво поклонился.