В.В. Тетрадь с рисунками на полях

– И как же вы ответили на такую наглость? – с некоторым страхом спросила мисс Остин.

О, он ответил наилучшим образом: переложил револьвер из заднего кармана в боковой.

– Не понимаю, – пробормотала барышня.

– Он хочет сказать, что из бокового кармана удобнее выхватить револьвер и влепить в супостата пулю, – объяснил Ганцзалин.

Разошлись по своим купе они уже ближе к вечеру. Однако очень скоро кто-то громко постучал в дверь купе Загорского и Ганцзалина.

– Войдите, – сказал Загорский, опуская руку в карман пиджака, где у него лежал один из двух кольтов, которые они отняли у мистера Картера, поправ, таким образом, самую святую для американца вещь – право собственности.

Дверь открылась, на пороге стоял Верещагин, вид у него был взволнованный, борода торчала вперед, как лопата. Загорский вытащил руку из кармана и молча смотрел на него.

– Прошу прощения, – сказал художник, неуклюже засовываясь в купе, – но я подумал, вам будет интересно. Пока меня не было в купе, кто-то шарил в моих вещах…

Ни единый мускул не дрогнул в лице коллежского советника. Лицо же Верещагина, напротив, несколько вытянулось.

– Я полагал, что это может быть для вас интересно, – проговорил он с некоторым вызовом.

Загорский кивнул.

– Это очень интересно, – сказал он. – Вообще говоря, нам интересно всё, что касается вас, дорогой Василий Васильевич. Что-нибудь пропало?

– Кажется, нет, да и что там могло пропасть, – отвечал художник. – Вы же знаете, после наших индейских приключений я толком и багажом не обзавелся. Просто я вспомнил, что за нами может быть погоня…

– О, это вам кажется, – неожиданно перебил его Нестор Васильевич.

– Кажется? – живописец был сбит с толку. – То есть как это – кажется? Вы же сами…

– Вам только кажется, – повторил Загорский, при этом вид у него был одновременно мягкий и решительный. – Никто ни за кем не гонится, никакой опасности нет. Вы художник, натура утонченная, и вам вполне могло привидеться.

– Ничего не понима… – начал было Верещагин, но Загорский уже не смотрел на него.

– Сударыня, – сказал он, – чего же вы ждете? Заходите, прошу вас.

Верещагин оглянулся назад и увидел стоящую за его спиной Мэри Остин, которая возникла сзади незаметно для художника. Он шагнул в купе, чтобы дать ей место, но та, поняв, что ее заметили, почему-то отступила назад.

– Нет-нет, – сказала она торопливо, – это ничего, я просто подумала…

И она повернулась к Загорскому спиной, чтобы идти прочь. Тот, однако, вышел следом за ней в коридор.

– Сударыня, – вслед ей проговорил Загорский, – что вы подумали? Не бойтесь, скажите нам, это может быть важно.

Спина ее дрогнула, она замерла. Потом как-то боязливо обернулась на коллежского советника.

– Я не думаю, что это может быть вам интересно… – начала она неуверенно и тут же умолкла.

– Вы хотите поговорить с глазу на глаз? – негромко спросил Загорский.

Она покраснела и опустила ресницы. Коллежский советник кивнул и заглянул в купе. Верещагин и китаец глядели на него молча; художник выглядел настороженным, Ганцзалин язвительно ухмылялся.

– Вот что, Ганцзалин, – сказал Загорский, – будь любезен, займи Василия Васильевича светским разговором.

– Непременно, – отвечал Ганцзалин и от удовольствия хлопнул в ладоши. – О чем желаете беседовать, господин Верещагин? О китайской опере, живописи го́хуа́ или о воцарении династии Цин?

Художник, однако, не пожелал участвовать ни в каких беседах и лишь хмуро смотрел в окно.

Тем временем Загорский закрыл дверь купе. Оглянувшись по сторонам, убедился, что в коридоре нет никого, кроме них с барышней.

– Что стряслось? – коллежский советник, когда хотел, мог быть чрезвычайно лаконичным.

Оказалось, кто-то рылся в вещах барышни.

– Когда вы это обнаружили? – Загорский неотрывно глядел в лицо мисс Остин.

Вскоре после возвращения в купе, перед тем, как ложиться спать. Видимо, это случилось, когда они обедали.

– А вещи Верещагина? – быстро спросил Нестор Васильевич.

О вещах Верещагина барышня ничего сказать не могла, он на этот счет не распространялся.

Несколько секунд Загорский размышлял, потом велел барышне возвращаться к себе. Но тут же и передумал.

– Впрочем, нет, – заметил он, – это может быть опасно. Зайдите к нам в купе, а я обменяюсь парой слов с господином художником.

После этого мисс Остин зашла в купе, а Верещагин был вызван в коридор. Прикрыв дверь купе снаружи, Загорский сообщил, что, по словам барышни, ее вещи тоже кто-то ворошил. Верещагин был озадачен: он полагал, что, возможно, это… Тут он умолк.

– Вы полагали, что ваши вещи перевернула мисс Остин? – закончил за него коллежский советник.

Верещагин смутился: ничего такого он не говорил.

– Не говорили, но, вероятно, думали, – сказал Загорский. – Однако, как видите, пострадали не только вы.

Верещагин пожал плечами: и что все сие может значить? Нестор Васильевич отвечал, что означать это может, что угодно, в том числе и самое худшее – их все-таки выследил таинственный Номер Два.

– А вы не думаете, что это может быть тот самый головорез Фокс Крисби? – Верещагин глядел на Загорского вопросительно.