В.В. Тетрадь с рисунками на полях

Нестор Васильевич задумался. За окном с гулом и постукиванием неслась ночная тьма, полная адских чудовищ, выползших на охоту с заходом солнца. Они, как гоголевские мертвецы, прыгали на крышу поезда, стучали по ней оголенными костями, царапали ее когтями, взлетая, чертили в небесах крыльями огненные полосы и растворялись в пустоте. Но страшнее инфернальных бесов казались теперь люди, спавшие по своим купе или чинно сидевшие в вагоне-ресторане за столиками, накрытыми белой скатертью и пившие вечерний чай.

– Может быть, подежурить возле их купе? – спросил китаец, внимательно следивший за сменой физиономий на лице господина. – На тот случай, если девушка все-таки ни в чем не виновата.

– Может быть, и стоило бы, – рассеянно кивнул Загорский. – С другой стороны, что бандитам сейчас может от них понадобиться? Они уже убедились, что никаких чертежей нет ни в вещах Мэри и Верещагина, ни…

Тут он осекся и посмотрел на Ганцзалина.

– Черт побери, они ведь могли бы носить чертежи при себе! И тогда бандиты попытаются выловить их и вытрясти из них бумаги.

– Но они не носят… – начал Ганцзалин.

– Но об этом знаем только мы!

Помощник, однако, заявил, что Верещагина уже пытались обворовать, даже пистолет украли. Загорский возразил, что вор не добрался до внутренних карманов, а в них как раз и могли бы лежать чертежи.

Ганцзалин нахмурился. Господин хочет сказать, что бандиты могут схватить Верещагина и барышню?

– Схватить, запугивать, требовать, чтобы они им все отдали. Господи, какие же мы дураки!

– Мы? – удивился помощник. – А я тут при чем?

Однако Загорский, не говоря больше ни слова, вышел из купе и гигантскими шагами направился в соседний вагон, где ехали мисс Остин и Верещагин. За ним несся Ганцзалин, успевший сунуть в карман кольт, который достался им по наследству от детектива Картера.

Спустя полминуты они были возле купе Верещагина. Не стучась, Загорский дернул дверь – она была заперта изнутри. Он громко стукнул в дверь.

– Василий Васильевич, мисс Остин, откройте! Это Загорский!

Через несколько секунд дверь открылась, на пороге стояла удивленная Мэри.

– Что случилось?

– Это вы мне скажите, что случилось, – отрывисто проговорил Нестор Васильевич, который с одного взгляда понял, что художника в купе нет. – Где Верещагин?

– Я не знаю… Появился проводник и куда-то его позвал.

– Когда это случилось?

– Минуты три назад…

– Но я же говорил, не открывать никому, кроме нас с Ганцзалином!

Мэри была ошарашена: но это же проводник, он не может быть опасен.

– В этой истории может быть опасна даже дохлая мышь, – важно заметил Ганцзалин, в то время как господин устремился к купе проводника.

Проводник как раз намеревался выпить чаю, но это его законное занятие грубо прервал коллежский советник, без лишних разговоров взявший его за грудки и поднявший на воздуся.

– Где Верещагин?!

– Ка-какой Верещагин? – растерянно забормотал проводник.

– Бородатый русский художник из четвертого купе!

– Ах, русский художник! Я не знаю…

От неожиданности Нестор Васильевич выпустил проводника из рук, и тот мешком повалился на сиденье.

– Как – не знаете? Вы же только что вызвали его из купе! Или это были не вы?

Пару секунд проводник глядел на коллежского советника снизу вверх, жалобно моргая глазами, потом лицо его прояснилось.

– Да-да, – забормотал он, – меня попросил один джентльмен.

– Что за джентльмен?

– Такой… Чисто выбритый. Внешности самой обыкновенной. Сказал, что самому ему неловко, что он благоговеет перед этим господином.

– И куда они пошли?

Проводник молча махнул рукой вправо, против хода поезда. Нестор Васильевич вышел вон, за ним последовал Ганцзалин, напоследок зачем-то показав кулак ни в чем не повинному железнодорожнику.

– Три минуты! – в ярости бормотал Загорский, буравя пространство поезда, как артиллерийский снаряд. – За три минуты можно оторвать голову десятку русских художников!

Он послал Ганцзалина осматривать следующий вагон, а сам стал по очереди открывать двери всех купе. Его встречали недоуменные взгляды полусонных пассажиров, брань и даже возмущенные женские голоса, но он ничего не слушал, работал, словно заведенный механизм. Если двери купе оказывались закрыты изнутри, он стучал в них и говорил:

– Проводник! Откройте!

В какой-то миг из своего купе вышел настоящий проводник и с превеликим беспокойством на лице пошел к нему по коридору. Было понятно, что он не даст Загорскому спокойно делать свое дело. Объяснять обстоятельства было бы слишком долго, спасительные секунды и без того утекали, как вода. Видимо, пришлось бы попросту обездвижить проводника и стать преступником в глазах американского правосудия, но тут в голову коллежскому советнику пришла спасительная идея.

– Пожар! – гаркнул он во всю мощь своих легких. – Пожар, спасайтесь!

Немедленно стали открываться двери и изо всех купе посыпалась встревоженная публика.

– Где пожар?

– Что горит?

– Проводник, что случилось?!