В.В. Тетрадь с рисунками на полях

– И вот еще что, – добавил Робинсон. – Дело это неясное, трудоемкое, перспективы у него небольшие. Поэтому в качестве аванса вне зависимости от исхода дела мы возьмем две тысячи долларов. А в случае удачного результата вы выплатите агентству двадцать процентов от суммы, то есть двадцать тысяч долларов.

Мистер Тимоти усмехнулся:

– Простите, мистер Робинсон, но это форменный грабеж среди бела дня, не говоря уже про совершенно несуразный аванс. Получается, вы можете просто не вставать со стула, потом сказать, что ничего не вышло и получить с меня две тысячи долларов? Как говорят в таких случаях англичане, слуга покорный.

С этими словами он отложил бумаги в сторону, поднялся и пошел к выходу из офиса. Робинсон провожал его ленивым взором, но когда мистер Тимоти коснулся дверной ручки, он сказал:

– Ну, хорошо, какую сумму вы бы сочли разумной?

Тимоти пожал плечами: может быть, три, ну, максимум, пять процентов.

Тут уже настал черед пожимать плечами Робинсону. Это просто смешно. Бандероль шла через всю страну, чтобы охватить такое расстояние, нужно много агентов. Одни накладные расходы обойдутся нам…

– Да ни во что они вам не обойдутся, – перебил его мистер Тимоти. – У агентства есть филиалы в каждом более-менее крупном городе. Как уже говорилось, почтовые вагоны никто не грабил, следовательно, утеря произошла либо на пунктах сортировки почты, либо в поезде. Придется поработать с почтовыми служащими и охраной в поезде. Если учесть, что охрану почтовых вагонов обычно составляют парни из вашего же агентства, становится ясно, что это – вполне обозримая работа, которая никак не может стоить двадцать тысяч.

Старший агент язвительно улыбнулся. Если мистер Тимоти так хорошо понимает суть их бизнеса, почему он сам не возьмется за расследование?

– Потому что, во-первых, я занят, а, во-вторых, каждый должен заниматься своим делом. Если финансист начнет выпасать коров, а ковбой – спекулировать на бирже, наша любезная отчизна свалится в хаос, а президентом вполне может стать скво из племени сиу или даже вчерашний чернокожий раб.

Робинсон только руками развел в ответ на такую логику. Мистер Тимоти должен понимать, что у каждого дела есть своя экономическая целесообразность. При доходе ниже этой целесообразности нет смысла даже браться за дело.

– И сколько же составляет целесообразность в данном случае? – Тимоти уже не стоял у двери, он как-то незаметно вернулся к Робинсону и сидел, по-хозяйски откинувшись в кресле, только что ноги на стол не положил.

– Исключительно из уважения к вам – пятнадцать процентов.

Тимоти усмехнулся.

– Как говорит в таких случаях мой помощник, с вами нужно разговаривать, наевшись гороху.

– Что это значит? – изумился Робинсон.

– Это значит, что вы не желаете принимать в расчет реальность. Я же сказал вам – не больше пяти процентов.

«Пинкертон» прищурился: давно с ним не говорили так уверенно, и, главное, нахально. А ведь к его услугам прибегали и чрезвычайно богатые люди, и даже целые корпорации, ворочающие миллиардами. Кто этот странный господин, сидящий напротив, и что на самом деле ему нужно?

– Боюсь, мистер Тимоти, это вы не принимаете в расчет реальность, – сказал Робинсон с легким сожалением. – Предположим, мы не сойдемся в цене, и агентство откажется с вами работать – что это будет значить для вас и для вашего племянника? Только то, что вы утратите акции, которые сегодня стоят сто тысяч долларов, а через год, может быть, вырастут до двухсот. И все это вы можете потерять из-за прискорбной жадности, даже крохоборства…

– Если вы откажетесь работать на меня, я найму частного детектива и сэкономлю на этом добрые десять тысяч, – прервал его Тимоти.

Робинсон пожал плечами. Для частного детектива это слишком масштабное дело, и он с ним, скорее всего, не справится.

– Вот поэтому я и пришел к вам, – парировал мистер Тимоти. – Мое последнее предложение – семь тысяч долларов.

После долгих споров в конце концов сошлись на десяти тысячах – и пятистах долларах задатка.

* * *

– Десять тысяч долларов? – возмутился Ганцзалин, услышав сумму гонорара, которую Загорский обещал агенту Робинсону. – Да мы разоримся на этом деле!

Они вместе с хозяином и Верещагиным сидели в небольшом кафе на Флорида-авеню и пили кофе с круассанами. Белые фарфоровые чашки с горячим кофе обжигали пальцы, круассаны похрустывали во рту, наполняя ноздри легчайшим ароматом сливочного масла.

– Если это дело удастся, дорогой мой Ганцзалин, Россия получит такую выгоду, что казна покроет все наши убытки, да еще и солидную премию нам выпишет, – беспечно отвечал Нестор Васильевич, разглядывая местный круассан, который казался ему несколько великоватым сравнительно с французскими и, что греха таить, не таким вкусным.

Ганцзалин деловито заглотил сразу половину круассана, отпил кофе и проговорил многозначительно:

– Если удастся… А если нет?