И он протянул Загорскому небольшой листок, на котором каллиграфическим почерком было написано по-английски: «Мистер Верещагин, будьте любезны сегодня до 12.00 вернуть то, что вам не принадлежит, иначе – смерть!»
И подпись: «Доброжелатели».
– Чушь какая-то, ерунда, – проговорил художник не совсем уверенно. – Какая еще смерть, и что у меня есть такого, что мне не принадлежит?
Однако Загорский отнесся к записке неожиданно серьезно.
– Плохо дело, – сказал он. – Очевидно, наши преследователи отчаялись добраться до чертежей втихомолку и решили перейти к грубому шантажу.
Верещагин помрачнел.
– Вы полагаете, они исполнят свое обещание?
– Все может быть, – отвечал Загорский. – Не забывайте, что мы в Америке, где у каждого первого в кармане револьвер, и еще лет десять назад здесь снимали скальпы с живых людей при полном поощрении государства.
Художник был озадачен: так что же прикажете ему делать?
– Вам дали срок до двенадцати ноль-ноль, – отвечал Загорский. – Это значит, что до этого времени вы в безопасности. В одиннадцать у вас назначена встреча с президентом Рузвельтом. Когда встретитесь с ним, расскажите об этой угрозе и попросите охрану, которая проводит вас до гостиницы. Здесь уже мы вас встретим и будем думать, что предпринять дальше.
– А что мне делать пока? – не унимался Верещагин.
– А пока отправимся к вашему адвокату.
Макдону они нашли легко: тот как раз завтракал в ресторане отеля «Арлингтон». Верещагин представил ему Загорского и Ганцзалина как своих друзей, которые хотели бы взять у него небольшую консультацию.
– Мои консультации стоят денег, – осклабился Макдона.
– Всякие консультации стоят денег, – уточнил Нестор Васильевич, – и я, разумеется, готов заплатить, сколько потребуется.
– В таком случае – прошу, – адвокат вытер губы салфеткой и показал на два стула напротив него, на которые Загорский и китаец немедленно уселись со всей деликатностью, отпущенной им Богом.
Верещагин немного замешкался: его разбирало любопытство, и он хотел услышать хотя бы начало беседы. Однако Загорский поглядел на него с легкой улыбкой.
– Не смеем задерживать вас, Василий Васильевич.
– Да, – важно подтвердил Ганцзалин, – мы люди дела и потому не смеем никого задерживать.
– Не забудьте, что я вам сказал относительно записки, – строго напомнил художнику коллежский советник.
Верещагин кивнул и откланялся. Макдона проводил его задумчивым взором.
– Какие сложные имена у вас, у русских. Васили Василеви… тч, – не представляю, как это можно запомнить.
– Дело привычки, – сухо сказал Загорский.
Вслед за тем он облокотился на стол и, глядя прямо в лицо адвокату, произнес негромко.
– Ну, и как поживает миллион долларов?
Макдона считал себя достаточно смелым человеком, но от этих слов и, главное, от взгляда, которым они сопровождались, почувствовал, как по спине его пополз липкий холодок. Тем не менее, как всякий законник, он умел держать удар и не показал своего испуга.
– Что это значит? – спросил он высокомерно. – О каком миллионе речь?
– О том самом, который вчера обещал вам некий джентльмен, сидевший в лобби этого самого отеля.
– Я не понимаю… – начал было Макдона, но коллежский советник не дал ему закончить.
– Не валяйте дурака, мистер Макдона. Вам предложили разъять коллекцию, которая сейчас выставляется в Чикаго, на части и демонстрировать эти части в разных городах Америки. И за это вам посулили миллион долларов.
Несколько секунд Макдона размышлял, потом презрительно улыбнулся:
– Ну, а если бы и так, – сказал он, – не вижу никакой проблемы. В этом прожекте нет ничего противозаконного.
Загорский согласился: противозаконного, действительно, ничего нет. Но есть некие моральные нюансы. Картины принадлежат Верещагину, а Макдона ничего не сообщил ему об этом так называемом прожекте. Вероятно, потому, что хотел сыграть с ним втемную и львиную часть денег положить себе в карман. Господин Верещагин ничего пока не знает об этой истории, но он, без сомнения, будет очень недоволен, если узнает, что за его спиной плетутся интриги, да еще касающиеся его картин. Вероятнее всего, он пожелает расторгнуть договор с мистером Макдоной, а это сильно ударит последнего по карману.
Презрительная улыбка не сходила с губ Макдоны. Он все понял: они просто шантажисты, желающие урвать кусок пожирнее. С этими словами он хотел встать со стула и идти прочь, но неожиданно для себя обнаружил, что Ганцзалин, только что сидевший напротив него, сидит уже почему-то рядом с ним, и стул его придвинут к Макдоне очень плотно и не дает ему спокойно подняться и уйти.
– В чем дело? – нервно спросил Макдона. – Мне позвать полицию?
– Я хочу, мистер Макдона, чтобы вы поняли одну простую вещь, – веско отвечал Загорский. – Мы не шантажисты, мы друзья Василия Васильевича. Объясните нам, почему вы ничего ему не сказали?
– Да потому что ничего еще не решилось, – нервно отвечал американец. – Этот господин…
– Как, кстати говоря, его звали?
– Джордж его звали, Уильям Джордж!
При этом имени Загорский и Ганцзалин быстро переглянулись, а Макдона, ничего не замечая, продолжал.