В.В. Тетрадь с рисунками на полях

Возле Нижних Котлов располагался кирпичный завод и пахотные поля. По другую сторону шоссе раскинулись луга, на которых пасся крестьянский скот. Местность, начисто лишенная всяких деревьев и кустарников, была к тому же еще пустынной и глухой: как уже говорилось, ближайшее жилье находилось на расстоянии полутора верст. Место было не самое удобное для жизни, однако имелась тут одна вещь, которую хозяин усадьбы полагал непременным условием его существования.

В тысяча восемьсот шестьдесят девятом году во время службы в Туркестане Василий Верещагин заболел лихорадкой, которая позже осложнилась приступами тропической малярии – ей художник обзавелся во время путешествия по Индии. Приступы эти – тяжелые и изнурительные – повторялись всякий раз, как Верещагин простужался или попадал в сырые, болотистые места. Именно поэтому знаменитый живописец всегда выбирал для жилья места, лежащие на возвышенности. Усадьба же за Серпуховской заставой вполне отвечала этому требованию. Она стояла на высоком берегу реки Москвы, на вершине холма, который возвышался над берегом на добрых двенадцать саженей[12]

.

Разумеется, столь глухое место должно было казаться привлекательным всякого рода бродягам, грабителям и прочему криминальному люду. Как ни удивительно, никто не пытался нарушить спокойствия насельников усадьбы, даже крестьянские дети не лазили во фруктовый сад за вишней или малиной. Все дело в том, что безопасность дома обеспечивали три огромных собаки – сенбернар, дог и тибетская овчарка, один вид которых мог отвадить от дома не только разного рода мазуриков, но и, вероятно, чертей из ада, если бы таковые вдруг решились покуситься на семейство Верещагиных. По трем сторонам от дома стояли столбы с натянутой между ними проволокой, вдоль которой на цепи бегали три зубастых чудища. Если вдруг ночью вблизи усадьбы появлялся посторонний, собаки, учуяв его, поднимали жуткий лай и рвались со своих цепей. Такое обычно случалось, когда хозяин усадьбы уезжал в путешествие или просто по делам.

Лай этот, совершенно инфернальный по природе своей, будил обитателей дома, которые зажигали свечи и приникали к окнам, силясь рассмотреть в неприветливой темноте причину собачьей злобы. Дети же Верещагина, как и положено детям, не осознавали опасности и крепко спали. Если собаки лаяли слишком долго, во двор выходил дворник с охотничьим ружьем и стрелял для острастки в воздух. Такая терапия, как ни странно, очень быстро успокаивала псов, после чего все снова укладывались спать.

Как уже говорилось, главным недостатком усадьбы было полное отсутствие естественной растительности – дом стоял буквально в чистом поле. По этой причине вдоль забора, которым был обнесен участок, проложили дорожки, обсаженные липами. Растущая же у самого забора желтая акация мешала любопытным заглядывать внутрь участка, а ее колючки не давали посторонней публике лазить через забор.

Въезд в усадьбу шел со стороны шоссе. Обсаженная высокими березами дорога вела от ворот к дому и кончалась во дворе, недалеко от парадного крыльца.

Приблизительно в середине участка находились три строения: главное здание с пристроенной кухней, одноэтажный флигель и небольшой домик, называвшийся «Баня». В одной половине домика жила мужская прислуга, в другой же действительно размещалась баня.

Шагах в пятидесяти от кухонного крыльца располагался длинный одноэтажный флигель, состоявший из трех частей. Жилая часть представляла собой большую комнату с печью посредине; к ней примыкал каретный сарай и конюшня со стойлом для лошадей, коровником и курятником. За флигелем были расположены погреба и большой сарай, где складировали солому, а также хранили земледельческие орудия, телегу и дровни. Между флигелем и фруктовым садом в так называемой «бане» помещались служащие – помощник Верещагина Василий Платонов, дворник и работник.

Все строения в усадьбе были деревянные, на кирпичном фундаменте, и крытые железом. Толстые бревенчатые стены при постройке хорошо проконопатили, а главное здание, кроме того, обшили доской. Благодаря этому даже в сильные морозы здесь легко поддерживалась вполне подходящая температура, вплоть до двадцати градусов – при том, что стоявшие на холме здания со всех сторон обдувались ветрами.

Единственным жилым местом в усадьбе, которое не удавалось натопить зимой как следует, была мастерская самого Верещагина, находившаяся в главном здании. Высотой она равнялась двухэтажному дому, в длину тянулась на десять, в ширину – на девять саженей. Окно в мастерской было поистине циклопических размеров – в половину всей северной стены, то есть около пяти саженей. Начиналось оно на высоте семи футов[13] от пола и достигало потолка. Такое окно давало освещение, позволявшее писать картины даже в пасмурные дни. Был, впрочем, в таком устройстве мастерской и свой минус – ее было очень трудно нагреть как следует. Даже пара громадных печей, установленных в мастерской, не могли справиться с зимними морозами и беспрепятственно гулявшими по поместью ветрами – температура тут редко поднималась выше десяти градусов.