В.В. Тетрадь с рисунками на полях

Именно после этого Верещагин-старший и купил жене никелированный офицерский «Смит-энд-Вессон». Он держал его прямо на письменном столе в их с женой комнате, чтобы к оружию всегда был доступ в случае необходимости. Верещагин-младший буквально влюбился в этот револьвер и ходил вокруг него, как кот вокруг сметаны. Это заметила Лидия Васильевна и решила спрятать револьвер подальше от ребенка. Однако с таким подходом не согласился сам Верещагин. Он заявил, что если револьвер прятать, то как же до него добраться в опасную минуту, когда он вдруг понадобится?

И тогда отец принял соломоново решение. Он позвал Васю, на его глазах разрядил и снова зарядил револьвер, а потом научил этому же сына. Затем они вышли на двор, и Василий Васильевич позволил Васе несколько раз выстрелить из револьвера.

– Теперь ты умеешь им пользоваться, – сказал Верещагин, – и, случись чего, всегда сможешь защитить мать и сестер. Однако обещай мне не трогать револьвер, пока меня нет дома.

Вася, вполне довольный обучением, обещал отцу попусту за револьвер не хвататься и даже сдержал свое обещание. Впрочем, в доме было и другое оружие, например, американский карабин, который художник привез с Филиппин. Освоив «смит-вессон», Вася добрался и до карабина – он ведь обещал отцу не трогать только револьвер, а карабин – совсем другое дело. В качестве развлечения мальчик заряжал и разряжал карабин, разбирал его, чистил и без того чистый ствол. Как-то раз его застала за этим занятием мать и, опасаясь несчастного случая, отдала карабин со всеми патронами дворнику Михайле на хранение. Михайла был человек спокойный и скромный, Верещагины во всем на него полагались. Увы, несчастье все-таки случилось, но подобралось оно совсем уж с неожиданной стороны.

По воскресеньям к Михайле приходил из города в гости его племянник, парень шестнадцати лет, учившийся сапожному делу. В один из приходов он, увидев висящий на стене карабин, снял его и стал внимательнейшим образом разглядывать. Обеспокоенный дворник приказал ему немедленно повесить оружие на место. Но юный племянник, вместо того, чтобы исполнить приказание, взял и в шутку прицелился дяде в голову. Рассерженный Михайла, говоривший обычно тихим голосом, повелительно прикрикнул на него, как на вставшую на дыбы лошадь:

– А ну, брось! Не балуй!

Испуганный громким окриком парнишка вздрогнул и непроизвольно нажал на спусковую скобу. Грянул выстрел. Пуля вошла несчастному Михайле прямо в лоб, пробила голову, бревенчатую стену за его спиной и вылетела в сад. Спасти дворника оказалось невозможно, смерть наступила мгновенно.

Погоревав, мать решительнейшим образом спрятала под замок всё и всяческое оружие, исключая револьвер самого Верещагина, который всегда брал его с собой, когда выходил из дома.

Вот так случилось, что Верещагина-старшего в доме не было, а Вася теперь уже не имел доступа к оружию, и случись чего, не смог бы защитить мать и сестер, как наказывал ему отец. Неизвестно, почему он думал об этом именно сейчас. Может быть, потому, что вечером во дворе снова брехали собаки, а ветер за окном выл как-то особенно горько и тоскливо, как будто хотел накликать неведомую пока, но очень скорую беду, так что уснуть было совершенно невозможно, а в голове вставали картины одна страшнее другой.

Уже погружаясь в сон, Вася вдруг услышал скрип половицы. Он мгновенно вывалился из сна в явь и навострил уши. Скрип повторился вновь.

Вася повернул голову к двери. Та была чуть приоткрыта, и из нее сочилась в комнату непроглядная страшная темень. Вася сглотнул от испуга. Он отлично помнил, что перед тем, как улечься спать, он сам плотно прикрыл дверь. На ночь двери детской не запирались на случай пожара или «другого какого аврала», как говорил Верещагин, в молодости служивший мичманом в военном флоте. Да, так Вася сам прикрыл дверь вечером, а теперь она была полуоткрыта.

Может быть, это няня пришла проведать их, подумал мальчик, или мама поднялась с первого этажа? Но почему они тогда молчат?

– Маменька, – сказал он шепотом и, не получив никакого ответа, проговорил чуть громче: – Нянюшка?

Тьма за дверью хранила жутковатое молчание, но, показалось Васе, как-то ужасно заколыхалась, как живая, или, точнее сказать, как колышется восставший из гроба мертвец в смутно белеющем саване. Можно было, конечно, разбудить сестер, вместе было бы не так страшно. Они бы подняли шум, прибежала бы няня и воспитанница Лидия прибежала бы тоже, и им уже никто не был бы страшен. Но ему стыдно показалось будить девчонок, это значило бы, что он боится, что он сам хуже девчонки.

Он пропустил момент, когда тьма разомкнулась, и на пороге возникла темная фигура. Мороз пробежал по спине Васи, оледенив руки и ноги. На миг, почудилось ему, само время остановилось в детской, остановилось – и уже никогда не двинется снова. Так и будет он всю оставшуюся жизнь лежать в постели, вытаращив глаза и не моргая, а в дверях будет пламенеть черным огнем привидение с того света.