Вавилон - 17. Падение башен. Имперская звезда. Стекляшки

— Господин Ноник, пойдемте со мной.

Он оглянулся, и, наткнувшись взглядом на постель, застонал.

— Не надо, господин Ноник, пойдемте со мной.

Он позволил ей поднять его и вышел с ней в коридор, превозмогая боль, пылающую в плече и в правой стороне груди. Рэра видела, под каким немыслимым углом повисла его рука.

— Вот что,— начала она,— нам надо как можно скорее доставить вас в Главное медуправление...

И тут он закричал. Это был долгий крик, выворачивающий его наизнанку, срывающийся в визг свиньи, которая под ножом мясника сопротивляется последнему смертному ужасу. Затем Вол осел на пол. Он тряс головой, слезы бежали по его лицу, но он замолчал.

— Господин Ноник, вставайте.

Он встал. По спине Рэры все еще гулял холодок после его смертного воя, но она поддержала его и повела дальше.

— Послушайте меня, господин Ноник. Я понимаю, что сейчас для вас ничего не имеет значения, но все-таки послушайте. Вы молоды, и вы... утратили нечто,— ее слова доносились до него сквозь туман боли.— Но все мы в той или иной степени что-то теряем. Я не стала бы говорить этого, если бы не то, что случилось месяц назад... тот момент, когда мы все неожиданно узнали друг друга. Тогда я догадалась, что куча людей говорила то, чего не должна бы говорить в нормальном состоянии. Но вот что я вам скажу: вы молоды. Многие из нас теряют тех, о ком думают... Все, кто видел вас вдвоем, знали, что вы думаете только о ней. Но вы будете жить...— она сделала паузу, пытаясь привести в порядок свои скачущие эмоции.— У меня была племянница, которую я любила, как родную дочь. Ее мать умерла. Обе они были акробатками. Четыре года назад моя племянница исчезла, и с тех пор я больше никогда ее не видела. Я потеряла ее, девочку, которую растила с девяти лет. Но я живу.

— Нет,— выговорил он, мотая головой.— Нет.

— Не нет, а да,— решительно произнесла она.— И вы будете жить. Но только в том случае, если мы отправим вас в Главное медуправление,— и вдруг отчаяние, которое она старалась вытравить из своего голоса, не показать Волу, прорвалось наружу: — Почему они сделали это? Зачем? Как вообще можно делать такое сейчас, после того момента, когда мы все узнали друг друга?

— По той же причине, по какой делали это раньше,— отозвался он ничего не выражающим голосом.— Как и вы,— она нахмурилась.— Они попали в западню в тот ослепительный миг, когда узнали, в чем таится их рок. Но они не возьмут меня. Не возьмут.

— О чем вы говорите? — переспросила она. Его голос опять прошелся морозом по ее коже, а звук «о» в торжественном слове «рок» прозвучал подобно удару волны о скалы.

— Они никогда не найдут меня! — выкрикнул он.— Никогда! — он бросился вперед, оступился и пересчитал почти четверть ступенек лестницы.

— Господин Ноник!

Он с трудом ухватился за перила и снова пошел. Рэра кинулась за ним.

— Господин Ноник, вам нужен врач!

Он застыл в дверях, обнаженный, мотающий головой в каком-то животном отрицании.

— Они никогда не найдут меня,— прошептал он еще раз и выскользнул на улицу.

Изумленная, она замешкалась, а когда вышла, то не увидела его. Рано поутру тротуары были пустынны, и лишь солнце сияло так же ярко, как всегда. В конце концов она решила найти полицейского, привести его в дом и рассказать ему о том, что случилось.

Два солнца скрещивали свои лучи на белом песке города.

«Когда прибудут агенты с Земли?» — спросил кто-то.

«Как только найдут те три документа,— ответил тройственный голос.— Если, конечно, они все еще живы».

Пахнущий озоном ветер погнал мелкую белую пыль по склону дюны, неуловимая форма пустыни снова изменилась, и единственным, что оставалось неизменным и стабильным, был город.

Недалеко от центра Торона старый торговец сидел на своем балконе под черепичным навесом, глядя на дворцовые башни и на облезлые дома в прибрежных районах Адского Котла.

— Клея!

— Да, папа?

— Ты уверена, что хочешь этого? Ты пользовалась всем мыслимым почетом, какой может быть у ученого в Торомоне, после твоей работы над передачей материи и твоих теоретических изысканий. Я никогда не говорил тебе, но я очень горжусь тобой.

— Спасибо, папа, но именно этого я как раз и хочу. Ни Рольф, ни я не намерены прекращать работу. Мне нужно закончить свою единую теорию поля, а он будет работать над новым историческим исследованием.

— Ну ладно, не стой здесь. Зови его сюда.

Она ушла в дом и тут же вернулась, держа за руку высокого мужчину. Они остановились у мраморного стола, за которым сидел Кошар.

— Рольф Катам, вы хотите жениться на моей дочери Клее Кошар?

— Да,— твердо ответил Катам.

— Почему?

Катам слегка повернул голову, и свет заиграл на прозрачном пластике его щеки. Та часть его лица, что была подвижной плотью, улыбнулась, и от этого прямой взгляд старика заколебался.

— Это не честный вопрос,— замялся Кошар.— Не знаю... После того мига, когда все мы... ну, вы понимаете, о чем я. Потом я осознал, что многие говорили, спрашивали и даже отвечали не так, как обычно.