Вечер и утро

— Надо застать их врасплох, — твердо сказал Ден. — Мне нужны веские доказательства — инструменты, мастер, сама работа. Я должен увидеть производство дурных монет.

— Наверное, это возможно, — протянул Олдред, хотя сам уверенности не испытывал. — Они чеканят монеты каждый четверик, через несколько дней после сбора податей. Уинстен объезжает окрестности, отвозит настоящие деньги в Дренгс-Ферри, а там их количество увеличивают вдвое.

— До чего же ловок, шельма! Нельзя допустить, чтобы кто-то их предупредил. — Ден задумчиво покачал головой: — Мне придется покинуть Ширинг раньше Уинстена, чтобы епископ ничего не заподозрил. Как тебе такой предлог — дескать, мы отправились на розыски Железной Башки, скажем, в лесах вокруг Батфорда?

— Звучит неплохо. К тому же там несколько недель назад украли коз, как я слышал.

— Мы спрячемся в лесу неподалеку от Дренгс-Ферри, в стороне от дороги, конечно. Однако нам понадобится человек, который даст знать, что Уинстен прибыл в монастырь.

— У меня есть кое-кто на примете. Местный житель.

— Ты ему доверяешь?

— Мы с ним заодно. Это Эдгар-строитель.

— А, молодой да ранний! Знаю его, он был с дамой Рагной в Оутенхэме. Что ж, скажи ему, чтобы он вызвал нас, когда мошенники примутся чеканить монеты. Как думаешь, справится?

— Еще бы.

— Тогда начало вроде положено. Впрочем, я все равно хорошенько обдумаю, что и как. Встретимся позже.

— Конечно, шериф.

* * *

В Михайлов день, двадцать девятого сентября, епископ Уинстен сидел у себя в Ширинге и считал прибыль.

Богатство стекалось в его сокровищницу с утра до вечера, доставляя удовольствие, ничуть не уступавшее остротой плотским утехам. С самого утра потянулись старосты окрестных деревень, они вели скот, гнали груженые повозки, тащили мешки и сундуки с серебряными монетами. Из более отдаленных мест подати в Ширинг доставляли во второй половине дня. Поскольку, как епископ, он был также лордом поселений в других округах, оттуда подати привозили на день или два позже. Уинстен пересчитывал доходы с той же дотошностью, с какой голодный крестьянин считает цыплят в курятнике. Больше всего ему нравились серебряные монеты, ибо их переправляли в Дренгс-Ферри, где они чудесным образом удваивались.

Староста деревни Меддок недоплатил двенадцать пенни. Виновным оказался Годрик, сын священника, который лично явился с объяснениями.

— Милорд епископ, взыскую твоей милости, — заявил он, едва переступив порог.

— Там поглядим, — бросил Уинстен. — Где мои деньги?

— Так ведь дожди сплошные лили, и до мидсоммера, и после. У меня жена и двое детей, а я знать не знаю, как прокормить их этой зимой.

Да уж, совсем не то, что в прошлом году, когда викинги разорили Кум и все горожане в одночасье остались нищими.

— Между прочим, остальные в Меддоке расплатились как положено.

— Моя земля на западном склоне, все посадки смыло. Клянусь, в следующем году я заплачу вдвойне.

— Не верю. Опять что-нибудь придумаешь, лишь бы не платить.

— Клянусь, милорд!

— Принимай я клятвы вместо денег, давно бы обеднел, а ты бы разбогател.

— Но что же мне делать?

— Одолжи у кого-нибудь.

— Я просил денег у отца, но у него нет лишних.

— Если тебе отказал твой собственный отец, почему я должен тебя прощать?

— Что же мне делать? — растерянно повторил Годрик.

— Добывай деньги. Не выходит одолжить, так продай себя и свою семью в рабство, в конце концов.

— Ты возьмешь нас в рабы, милорд?

— Твоя семья здесь?

Годрик ткнул пальцем себе за спину. Поодаль стояла женщина с двумя детьми.

Епископ досадливо хмыкнул:

— Твоя жена слишком старая, она стоит недорого, а дети еще маловаты. Нет, мне вы не нужны. Обратись к другим. Вот Имма, вдова меховщика, женщина обеспеченная…

— Господин, я…

— Прочь с глаз моих! Староста, если Годрик не заплатит до вечера, найди другого крестьянина и передай ему землю Годрика. И убедись, что новый владелец понимает, для чего роют канавы на полях! Мы ведь живем на западе Англии, ради всего святого, тут дожди идут каждый день!

Годрик не единственный пытался оправдаться, было еще несколько человек, но епископ не давал пощады никому. Только дай слабину, только позволь одному крестьянину отложить платеж, они все начнут приходить без денег и сочинять душещипательные истории.

Помимо собственной платы, Уинстен также собирал подати от имени Уилвульфа, а его помощник, дьякон Итамар, вел записи, строго разделяя эта два источника доходов. За свои услуги Уинстен брал скромную мзду из средств брата. Он отлично понимал, что укрепляет свое положение и пополняет кошель через родство с элдорменом, а потому вел дела честно, не подвергая опасности эти отношения.

В конце дня епископ вызвал слуг и велел им доставить элдормену те подати, которые крестьяне отдавали товарами, серебро же понес сам, как бы желая угодить брату этим даром. Уилфа он нашел в большой зале.

— На сей раз меньше обычного, — сказал он. — А все потому, что ты передал долину Оутен во владение своей жене.

— Она сейчас как раз там, — отозвался Уилвульф.