Вечер и утро

Уинстен кивнул. Рагна лично отправилась по деревням, которыми владела. После стычки на Благовещение она явно не торопилась привлекать к сбору средств кого-то другого.

— У тебя замечательная жена. — Сторонний наблюдатель мог бы решить, что епископу Рагна и вправду нравится. — Такая красивая, такая умная. Неудивительно, что ты часто с нею советуешься, пусть она всего лишь женщина.

Эта похвала скрывала упрек: мужчина, которым помыкала его жена, обыкновенно подвергался насмешкам, и большинство из них было откровенно непристойного содержания.

Уилвульф не пропустил намек:

— Твоим советам я тоже следую, хотя ты — простой священник.

— Твоя правда. — Уинстен криво усмехнулся. Он сел, и слуга подал ему кубок с вином. — Она выставила болваном твоего сына. Ну, из-за той игры в мяч.

Уилвульф скорчил гримасу:

— Горько признавать, но Гарульф и правда дурак. Уэльс тому доказательство. Он не трус, конечно, и биться будет вопреки всему. Но вожаком ему не стать, он вечно норовит кинуться вперед, вопя во всю глотку. Впрочем, простолюдины тянутся к нему.

Дальше заговорили о викингах. В этом году набегам подверглись восточные края, Гэмпшир и Суссекс, а Ширинг почти не пострадал, в отличие от года предыдущего, когда сгорел дотла Кум, да и прочие владения Уилвульфа понесли урон. Зато на Ширинг, словно в отместку, обрушились проливные дожди.

— Поневоле решишь, что Всевышний прогневался на Ширинг, — сказал элдормен.

— Наверное, местные не слишком щедры к церкви, — предположил Уинстен.

Старший брат расхохотался.

Перед тем как вернуться в свой дом, Уинстен навестил мать. Он поцеловал Гиту в щеку и сел у очага.

— Брат Олдред ходил к шерифу Дену, — поведала Гита.

— Вот как? — Уинстен приподнял бровь.

— Да, ходил тайком, был очень осторожен. Думал, что никто его не заметил, но мне тут же донесли.

— Хитрый лис! Он за моей спиной обратился к архиепископу Кентерберийскому и попытался захватить мой монастырь в Дренгс-Ферри.

— У него есть слабости?

— Когда-то давно его уличили в связи с другим молодым монахом.

— С тех пор больше ничего не было?

— Нет.

— Жаль, а то бы мы попробовали его опорочить. Сам знаешь, монахи живут друг с другом, обходясь без женщин, и наверняка половина из них падка на содомский грех.

— Да плевал я на этого Олдреда! Однажды я с ним уже справился и раздавлю снова, если понадобится.

Гита не разделяла самоуверенности сына.

— Я просто не понимаю, о чем монаху говорить с шерифом, — раздраженно произнесла она.

— Меня больше беспокоит эта норманнская сучка.

Гита согласно кивнула:

— Да, Рагна умна и отважна.

— Она перехитрила меня в Оутенхэме. Немногие могут этим похвастаться.

— Еще она упросила Уилфа выгнать старшего конюха Уигнота, который по моей просьбе покалечил ее лошадь.

Уинстен вздохнул:

— Зря мы позволили Уилфу жениться на ней, честное слово.

— Когда ты договаривался о свадьбе, сам все твердил, что так мы привяжем к себе графа Хьюберта.

— Я бы не стал якшаться с норманнами, не наседай на меня Уилф.

— Но ты ведь мог задурить ему голову.

— Знаю, — печально откликнулся Уинстен. — Вернулся бы из Шербура с известием, что мы опоздали, что она уже помолвлена с Гийомом Реймсским… — Он поразмыслил над сказанным. Обычно он говорил матери правду, поскольку твердо знал, что Гита во всем его поддержит. — Дело в том, что Уилф только-только поставил меня епископом. К сожалению, мне не хватило смелости. Я боялся, что он разгадает мою уловку, вздумай я лукавить, и сильно разозлится. Сейчас-то я понимаю, что ложь почти наверняка сошла бы мне с рук. Но тогда я думал иначе.

— Забудь о Рагне, — велела Гита. — Она нам не угроза. Девчонка понятия не имеет о силах, с которыми взялась бороться.

— Как знать, как знать.

— В любом случае сейчас очернять ее глупо. Она завладела сердцем твоего брата. — Гита недобро усмехнулась: — Увы, мужская любовь недолговечна. Со временем Уилф устанет от нее.

— Сколько нам этого ждать?

— Не могу ответить. Терпи. Однажды это случится.

— Люблю тебя, мама.

— Я тоже люблю тебя, сын.

* * *

Иногда по утрам ловушка просто кишела рыбой, в другие дни оказывалась полной наполовину, а порой и вовсе пустовала, не считая пары-тройки мелких рыбешек. Но неделю за неделей улов был больше, чем требовалось на прокорм семьи. Весь дом внутри был в копченых угрях, свисавших со стропил, и казалось, что под крышей идет дождь из рыбы. Как-то в пятницу, достав очередной обильный улов, Эдгар решил, что часть можно продать.

Он отыскал палку длиной в ярд, повесил на нее дюжину жирных угрей, обвязав тушки гибкими ветками вместо веревок, а потом направился к таверне. Этель, младшая жена Дренга, сидела снаружи, на вечернем солнышке, и ощипывала голубей. Ее костлявые руки покраснели и лоснились от жира.

— Не желаешь купить угрей? — спросил Эдгар. — Отдам по фартингу за пару.

— Где ты их взял?

— Поймал на нашем затопленном поле.

— Молодец. На вид вроде ничего, так что возьму двух.

Этель ушла попросить денег у Дренга, тот вышел из таверны вместе с ней.

— Откуда угри? — хмуро справился он у Эдгара.

— Нашел на дереве целое гнездо, — ответил юноша.