Вечер и утро

Пока смесь плавилась, он отчеканил следующий пенни.

— Свежа, как девственница, — проговорил Уинстен, любуясь монетой.

Катберт опустил пенни в купорос.

Снаружи донесся какой-то звук.

Мошенники замерли и прислушались.

Кнебба, стоявший на страже у двери, сурово произнес:

— Ступай прочь.

Молодой голос ответил:

— Я пришел повидать Катберта.

— Это Эдгар-строитель, — прошептал Катберт.

Уинстен кивнул.

Кнебба снаружи спросил:

— Зачем тебе Катберт?

— Вот, угря ему принес.

— Давай сюда, я передам.

— Прыткий какой! Сказал же — это Катберту.

— Мастер занят. Проваливай.

— И тебе хорошего дня, добрый человек.

— Вали отсюда, наглый щенок.

Выждав какое-то время и убедившись, что разговор снаружи оборвался, Катберт возобновил работу. Теперь он действовал быстрее, вставлял заготовки, бил молотом и извлекал поддельные пенни едва ли не столь же споро, как кухарка перебирает чечевицу. Сам Эльфвин из Ширинга, монетчик, у которого было в подчинении двое подручных, чеканил до семи сотен монет в час. Катберт бросал темные пенни в кислоту и каждые несколько минут вынимал из купороса посеребренные монеты.

Уинстен смотрел завороженно, почти не замечая времени. Труднее всего, сказал он себе язвительно, эти деньги потратить. Медь была легче серебра, а потому поддельные монеты не годились для расчетов там, где монеты взвешивали, чтобы удостовериться в чистоте сделки. Однако Уинстен расплачивался монетами Катберта в тавернах и домах удовольствий, вызывая восхищение своей щедростью.

Он наблюдал, как Катберт достает из углей второй тигель с расплавленным металлом, когда его вновь заставил насторожиться шум снаружи.

— Теперь-то что? — раздраженно пробормотал он.

На сей раз голос Кнеббы звучал иначе. С Эдгаром-строителем воин разговаривал снисходительно, но сейчас его тон сделался почти заискивающим, и Уинстен поневоле встревожился.

— Что вам нужно? — громко спросил Кнебба, и его голос дрогнул. — Откуда вы все взялись? Это что за манера подкрадываться к человеку вот так?

Катберт поставил тигель на стол:

— Боже всемогущий, кто там пожаловал?

Дверь толкнули, но она была надежно заперта.

Уинстен услышал голос, который показался ему знакомым.

— Есть другой вход, через дом священников.

Кто же это? Память услужливо подсказала — брат Олдред из аббатства Ширинга.

Уинстену вдруг вспомнилось, как мать уверяла, что Олдред крайне опасен.

— Я прикажу его распять, — прошипел Уинстен.

Катберт замер в неподвижности, словно его хватил столбняк от страха.

Уинстен быстро огляделся. Улики были повсюду: медь, серебро, чеканы и поддельные монеты. Спрятать все не представлялось возможным, ведь расплавленный металл в раскаленном тигле не перельешь в сундук. Оставалось только не пускать незваных гостей в мастерскую.

Он распахнул внутреннюю дверь, которая вела в дом священников. Ему открылась привычная картина повседневной жизни общины: мужчины о чем-то беседовали, женщины готовили еду, дети играли. Когда дверь хлопнула, все головы повернулись к епископу.

А мгновение спустя через главный вход вошел шериф Ден.

Они с Уинстеном уставились друг на друга. Епископ настолько опешил, что совершенно растерялся. Треклятый Олдред привел сюда Дена, и для этого могла быть одна-единственная причина.

«Мать предупреждала меня, — подумал Уинстен, — но я ее не послушал».

Кое-как он сумел восстановить видимость самообладания.

— Шериф Ден! Вот уж не ждал. Прошу, присядь, выпей с нами эля.

Из-за спины шерифа выглянул Олдред. Он показал на внутреннюю дверь:

— Мастерская там.

Вперед шагнули двое мужчин с обнаженными мечами. Уинстен узнал Уигберта и Годвина.

Самого епископа сопровождали в поездке четверо воинов. Кнебба, понятно, сторожил дверь в мастерскую. Остальные трое ночевали на конюшне. Куда они подевались?

Помещение между тем продолжало заполняться людьми шерифа, и Уинстен понял, что никто не придет ему на помощь: четверым не справиться с такой оравой. Вдобавок те трое наверняка струсили и давно сдались.

Олдред было двинулся в мастерскую, однако Уинстен преградил ему путь. Монах смерил епископа взглядом и сказал шерифу:

— Нам туда.

— Отойди, милорд епископ, — велел Ден.

Спасти Уинстена теперь могло разве что положение и сан.

— Убирайтесь, нечестивцы! Это дом Божий.

Шериф оглядел священников и их домочадцев, которые молча взирали на происходящее.

— Дом Божий должен выглядеть по-другому, нет?

— Ты ответишь за все на окружном суде! — пригрозил Уинстен.

— С радостью, уверяю тебя, милорд. А теперь отойди.

Олдред протиснулся мимо епископа и протянул руку к двери. Вне себя от ярости, Уинстен изо всех сил ударил монаха в лицо. Олдред отпрянул. Костяшки, непривычные к кулачным боям, заныли, и Уинстен потер правую руку левой.

Ден кивнул воинам.

Уигберт шагнул к Уинстену. Из них двоих епископ был крупнее, но Уигберт смотрелся опаснее.

— Только посмей притронуться к епископу! — прошипел Уинстен. — Господь тебя проклянет!

Воин замешкался, но шериф его подбодрил:

— Такому злодею, как Уинстен, Бог не поможет, будь он хоть трижды епископ.

Этот презрительный тон окончательно взбесил Уинстена.

— Взять его! — распорядился Ден.