Вечер и утро

Монахи обычно стирали свои одеяния дважды в год. Другие люди носили набедренные повязки, куски полотна вокруг талии, пропускавшиеся между ног и завязанные узлом спереди. Женщины использовали такие повязки при месячных недомоганиях, а потом стирали; мужчины прикрывали ими чресла при верховой езде и, случалось, не стирали вообще. Иногда в подобные тряпки заворачивали младенцев, но монахам ничего подобного не требовалось.

Вмешался муж прачки, Сердик:

— Я собирал хворост для очага и тростник на пол, а еще приносил свежую воду из реки каждый день.

— Мне нечем тебе платить, — объяснил Олдред. — Епископ Уинстен забрал все доходы нашей церкви.

— Он-то щедрый, наш епископ, — заметил Сердик.

Ага, на доходы от подделок, подумал Олдред, но не стал говорить вслух. Это попросту не имело смысла: деревенские либо искренне верили Уинстену, либо притворялись, что верят, а сами были соучастниками мошенничества. Ему самому вполне хватило позора на суде, так что Олдред больше не собирался обвинять епископа. Ответил он просто:

— Однажды мы разбогатеем, наша обитель начнет нанимать на работу и привлечет в Дренгс-Ферри торговцев, но на это нужны время, терпение и тяжкий труд. Больше мне нечего предложить.

Он кивнул недовольной паре и двинулся дальше. Он сказал правду, но эта правда угнетала. Вовсе не о такой жизни он мечтал, тяготы монастырского строительства его не прельщали. Он грезил книгами, перьями и чернилами, а не огородом и прудом для уток.

Олдред подошел к Эдгару, надеясь, что этот паскудный день все же изменится к лучшему. Стараниями юноши в деревне появился еженедельный рыбный рынок. Рядом с Дренгс-Ферри не имелось других крупных деревень, зато было множество малых поселений и хуторов вроде овчарни Теодберта Косолапого. Каждую пятницу несколько человек, преимущественно женщины, приходили к Эдгару за рыбой. Дегберт, помнится, настаивал, что монастырю причитается одна рыбина из каждых трех.

— Ты спрашивал меня про устав, — начал Олдред. — Там и впрямь многое говорится о наших правах, некоторые сохранились от прежних порядков.

— Дегберт говорил правду? — уточнил Эдгар.

Олдред покачал головой:

— О рыбе в уставе нет ни слова. Дегберт нечестно брал с тебя подать.

— Я так и думал. Лживый мерзавец!

— Увы, вынужден с тобой согласиться.

— Все хотят задаром, — пожаловался Эдгар. — Мой брат Эрман требует делиться с ним деньгами. Я сделал пруд, плету ловушки, вынимаю их каждое утро и отдаю семье столько рыбы, сколько они могут съесть. Но с меня все равно трясут деньги.

— Мужчины склонны к жадности.

— Женщины не лучше. Эрману наверняка подсказывает моя невестка Квенбург. Ладно, пусть их. Хочу кое-что тебе показать. Любопытно?

— Конечно.

— Тогда пошли на кладбище.

Они обошли церковь, направляясь к северной ее стене.

— Отец учил меня, что у хорошей лодки доски всегда чуть расходятся, — говорил Эдгар по дороге. — Так она лучше выдерживает бесчисленные удары волн и порывы ветра. Зато камни в здании должны лежать плотно. — Юноша указал на стык в том месте, где алтарная часть соединялась с колокольней: — Видишь трещину?

Олдред присмотрелся. В стыке действительно была трещина такой ширины, что при желании он мог бы засунуть туда большой палец.

— Господи помилуй!

— Здания вообще-то двигаются, но камни в растворе лежат плотно, отсюда и трещины. В некотором смысле они полезны, через них можно догадаться, насколько прочно стоит строение и скоро ли оно упадет.

— Ты сможешь заполнить трещину своим раствором?

— Разумеется, но этого недостаточно. Беда в том, что колокольня постепенно клонится к земле, а алтарная часть стоит прямо. Я заполню дыру, но колокольня продолжит сползать, так что трещина появится снова. Мне жаль, но на самом деле это ерунда.

— А что тогда не ерунда?

— Колокольня упадет.

— Как скоро?

— Не могу сказать, но упадет точно.

Олдреду захотелось разрыдаться. Мало ему всех прочих невзгод, мало прочих испытаний, так еще и церковь грозит обрушиться!

Эдгар увидел гримасу на лице монаха и похлопал Олдреда по руке:

— Не отчаивайся.

Прикосновение юноши воодушевило Олдреда:

— Христиане никогда не отчаиваются.

— Это хорошо. Вообще-то я могу остановить падение колокольни.

— Каким образом?

— Поставлю подпорки, чтобы они ее удерживали.

Олдред помотал головой:

— У меня нет денег на камень.

— Что ж, попробую добыть немного бесплатно.

Олдред просиял:

— Правда сможешь?

— Я сказал, что попробую, — поправил Эдгар.

* * *

За помощью Эдгар отправился к Рагне. Та неизменно была к нему добра. Другие говорили о ней как о суровой госпоже, драконе в женском обличье, и уверяли, что она точно знает, чего хочет, и решительно добивается желаемого. Но к Эдгару она, похоже, питала некоторую слабость. Впрочем, отсюда вовсе не следовало, что она даст ему все, чего бы он ни попросил.