Глядишь, сегодня он будет вознагражден за свое терпение.
Когда служба закончилась, Агнес задержалась, едва другие прихожане ушли, Уинстен поманил ее в алтарную часть, приобнял за костлявые плечи и увлек в уголок.
— Спасибо, что пришла, моя дорогая, — произнес он негромко и заботливо. — Я надеялся тебя увидеть.
— Я подумала, что ты, милорд, захочешь узнать, что замышляет Рагна.
— Конечно, конечно. — Уинстен всячески старался ей польстить, но так, чтобы она не вздумала себя переоценивать. — Ты моя любимая мышка, бесшумно проникаешь по ночам в мой дом, ложишься на мою подушку и шепчешь мне на ушко важные вести.
Агнес зарделась от удовольствия. А что она скажет, вдруг подумалось ему, если он сунет руку ей под юбку прямо тут, в соборе. Это была мимолетная слабость, от которой епископ отмахнулся: ею двигало желание обрести невозможное — важнейшее среди человеческих побуждений.
Она долго смотрела на него, и он ощутил необходимость разрушить собственные чары.
— Так что ты хотела мне рассказать?
Агнес взяла себя в руки:
— Рагна сегодня проведет суд, сразу после завтрака.
— Вот же неймется ей! — невольно восхитился Уинстен. — Узнаю твою госпожу. А причина какая?
— Будет назначать нового командира.
— Ага. — Об этом он как-то не подумал.
— Скажет, что хочет поставить во главе Уигельма.
— Он не может ездить верхом, потому сейчас и не с нами.
— Она это знает, но сделает вид, что удивлена.
— Хитро.
— Тогда кто-то скажет, что единственный выбор — шериф Ден.
— А, ее верный союзник! Боже милостивый, если она подомнет под себя суд, а Ден будет командовать войском, семью Уилфа попросту лишат власти!
— Так и я подумала.
— Спасибо, что предупредила.
— Что ты намерен делать, милорд?
— Пока не знаю. — Уинстен мысленно скривился: с этой женщиной он откровенничать ни за что бы не стал. — Но что-нибудь да придумаю благодаря тебе.
— Я рада.
— Скверные времена настали. Теперь ты должна рассказывать мне все, что она делает. Это очень важно.
— Можешь рассчитывать на меня, милорд.
— Возвращайся домой и продолжай слушать.
— Уже иду.
— Спасибо, моя мышка. — Он поцеловал ее в губы и выпроводил из собора.
На суд собрались немногие, поскольку уведомление сделали почти перед самым собранием. Но танов, которые вернулись в Ширинг вместе с войском, созвать удалось. Рагна восседала в кресле перед большой залой. Так раньше поступал Уилвульф, и она преднамеренно подражала мужу.
Однако она встала, чтобы заговорить. Высокий рост был ее преимуществом. Сама Рагна считала, что вожаки должны быть в первую очередь умными, а не высокими, но она заметила, что мужчины охотнее подчиняются собратьям высокого роста, и, будучи женщиной, постаралась использовать любое оружие в пределах возможностей.
На ней было коричнево-черное платье — темные цвета подчеркивали то обстоятельство, что она находится при исполнении обязанностей, а свободный покрой прятал очертания фигуры. Все ее украшения были крупными — и подвеска, и браслеты, и брошь с кольцами. Ничего сугубо женственного, ничего изысканного. Она оделась, чтобы править.
Утро было ее любимым временем для встреч. Мужчины по утрам более рассудительны и менее шумливы, после одной-то кружки слабого эля на завтрак. А вот после полуденной трапезы справиться с ними было бы гораздо труднее.
— Элдормен тяжело ранен, но есть все основания надеяться, что он поправится, — начала Рагна. — Он сражался с викингами, поскользнулся в прибрежной грязи, и конь ударил его копытом по голове.
Большинство, конечно, уже знало все подробности, но она сознательно все проговаривала, показывая, что вполне понимает случайности битвы.
— Всем вам известно, что такое порой случается. — Ей было приятно видеть одобрительные кивки. — Викинг, с которым бился элдормен, погиб, и его душа ныне терзается в адском пламени.
Эти слова таны тоже одобрили.
— Чтобы поправиться, элдормен нуждается в тишине и покое, он должен оставаться в постели, пока трещина в его черепе не зарастет. Вот почему дверь моего дома постоянно закрыта. Когда элдормен захочет кого-либо увидеть, он скажет мне, и я призову этого человека. Но никто не будет допущен без приглашения.
Рагна понимала, что владетелей такой оборот дел вовсе не порадует, и готовилась к возможному сопротивлению.
Зачин положил, разумеется, Уинстен:
— Ты не можешь прогонять братьев элдормена.
— Я никого не прогоняю. Я лишь следую указаниям своего мужа и пекусь о его благе. Если он захочет кого-то повидать, я не буду вмешиваться.
Гарульф, двадцатилетний сын Уилфа от Инге, сказал:
— Это неправильно. С тебя станется отдать нам приказ и притвориться, будто ты говоришь от имени отца.
Именно этого возражения Рагна ожидала. Она была уверена, что кто-то непременно заговорит об этом. Хорошо, что подставился, сам того не ведая, молодой воин, а не умудренный годами мужчина, — от возражений молодых отмахнуться проще.
Гарульф между тем продолжал:
— А вдруг отец умрет, пока ты держишь его взаперти? Как нам узнать правду?
— По запаху. — Рагна фыркнула: — Не мели ерунды.
Гита тоже не усидела:
— Почему ты не позволила отцу Годмеру вскрыть череп моего пасынка?